Книга Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт

Тем вечером собрались майор Баркхорн, гауптман Штурм, гауптман Хартман, лейтенант Дюттман, лейтенант Эвальд и я, а также много хороших командиров звеньев и ведущих пар. В общей сложности мы одержали больше 900 побед. Мы начали с того, что отпраздновали нашу возможную кончину. Кто мог сказать, что он вернется назад?

Ранним утром я разбудил свою эскадрилью, а затем вместе со Штейне пошел к самолетам. Начало дня было унылым и дождливым, но это была идеальная погода для штурмовой атаки. Скоро мы взлетели и в боевом порядке направились на юго-восток. Мы пролетели по широкой дуге на юг и подошли к аэродрому с востока. Мы держались прямо под нижним краем сплошной облачности на 2500 метрах, летя то в облаках, то вне их. Никто не произносил ни слова. Когда вдали из тумана показался Дебрецен, Баркхорн скомандовал: «Сомкнуться, всем держать плотный боевой порядок, мы атакуем!» Недалеко от аэродрома прямо перед нашим носом пролетел русский связной самолет. Однако мы не могли и не хотели беспокоиться о нем и продолжали лететь к цели на высокой скорости. Я мог представить потрясенные лица русских. Они не имели никаких шансов, чтобы забраться в свои самолеты и запустить двигатели, потому что мы появились над ними прежде, чем они поняли это. Мы снизились еще больше. Я не выравнивал самолет, пока не оказался в пяти метрах над землей и поймал свою цель, Як, в прицел. Я открыл огонь с дистанции приблизительно 100 метров. Вспышки попаданий заискрились по фюзеляжу вражеского самолета, а затем я проскочил мимо него. Короткого взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что Як горит. Затем я повернул к другой стороне аэродрома, где были ангары. Ко мне потянулись трассеры, но я смог попасть еще в один истребитель и в ангар. В следующий момент летное поле осталось позади меня. Я держался на малой высоте, чтобы избежать зенитного огня. Эскадрилья в течение минуты набрала высоту и развернулась. Мчась под кромкой облаков, мы вернулись к аэродрому. Зенитная артиллерия оказала нам горячий прием. Тем не менее мы во второй раз снизились и освободились от своих «поздравлений». К счастью, ни один из русских истребителей не поднялся с земли; у нас было недостаточно топлива, чтобы ввязываться в воздушный бой, поэтому мы повернули назад к своему аэродрому. С почтительного расстояния я посчитал горящие внизу машины — приблизительно двенадцать. Затем ведомый и я отправились домой. Несколько самолетов получили попадания, но чудесным образом не понесли никаких потерь.

В тот же день в 11.25 я взлетел со звеном и Штейне в качестве моего ведомого. Эвальд был ведущим второй пары. Мы барражировали около линии фронта, но русские, очевидно, не имели никакого стремления летать, несмотря на установившуюся благоприятную погоду. Наше топливо начало подходить к концу, и, разочарованные, мы развернулись домой. Я был приблизительно в 20 километрах от аэродрома, когда Эвальд начал докладывать о том, что собирается приземлиться. Но он еще не успел закончить свое сообщение, когда с наземного пункта управления прозвучало: «Gartenzaun вызывает шесть-один, один „мебельный вагон“ и два „индейца“ над аэродромом, Hanni 1000. Если можете, перехватите и сбейте этих парней, они обнаружили наш аэродром».

Если наше топливо закончится, то мы оба должны будем совершить вынужденную посадку, но ни в каком случае нельзя позволить этой троице вернуться домой, иначе наш мир и покой уйдут навсегда. Затем я услышал: «Русские все еще над аэродромом. „Шесть-один“, вы подходите?» У меня не было времени отвечать. Я быстро передвинул рычаг дросселя до отказа вперед и спикировал к самой земле, вызвав перед этим Штейне: «Шесть-два, вы со мной?» — «Viktor, Viktor! Я держусь непосредственно прямо за вами!» Появился аэродром. Время набрать высоту! «Русские только что улетели!» Я запросил направление, в котором скрылись вражеские самолеты, и в тот же самый момент заметил вдали Ил-2. Затем я увидел и два истребителя сопровождения, приблизительно в 500 метрах выше. Мы быстро приближались. Используя свое преимущество в скорости, я легко поднялся выше их. Взгляд на указатель расхода топлива показал, что у меня есть только несколько минут для атаки. Красный сигнал уже горел. «Штейне, у вас осталось топливо? Вы можете оставаться со мной?» Штейне держался позади меня, он также не собирался садиться.

«Мы должны сначала атаковать истребители, — передал я ему. — Попытайтесь сбить второй Як. Если он спикирует, летите вперед и сбейте Ил-2!» Затем я атаковал. Но русские были начеку. Они, должно быть, уже заметили нас. Они спокойно позволили мне приблизиться, а затем внезапно, как будто по команде, разошлись влево и вправо. На высокой скорости я не мог развернуться так же энергично, но и не пытался этого делать. Вместо этого я убрал газ, уменьшив скорость, и спикировал в направлении Ил-2, который пытался уйти.

Управляя створками радиатора, я потерял даже большее количество скорости. Оглянувшись назад, я увидел, что оба Яка собираются зайти мне в хвост. Но я видел выше их Штейне, и нос его самолета был направлен к двум вражеским истребителям. Таким образом, он делал свою работу, и повода для волнения у меня не было. Ил-2 все время рос в моем прицеле. Задний бортстрелок неистово стрелял, но я не обращал внимания. Створки радиатора закрыть, рычаг дросселя вперед! Но, должно быть, на Ил-2 был опытный пилот, потому что прежде, чем я успел открыть огонь, вражеский самолет начал танцевать в небе. Хорошо, что я уменьшил скорость, иначе противник наверняка бы ушел от меня. Но я держался за ним и с дистанции 60 метров начал стрелять из двух пулеметов. Это доставляло русскому явное неудобство. Ил-2 так болтался и раскачивался, что мне было трудно добиться хотя бы нескольких попаданий, но, по крайней мере, задний бортстрелок прекратил стрелять. Теперь ствол его пулемета торчал прямо вверх. Я снова попал в него, затем еще раз. Пришло время использовать пушку, поскольку я едва ли мог промахнуться. Большой самолет был прямо передо мной. Я был по-настоящему поражен тем, что меня все еще не обстреливают. Я был озадачен, но времени, чтобы смотреть вокруг, не было. В любую секунду я мог протаранить противника. Я нажал на кнопку спуска пушки. От Ил-2 полетели обломки, просвистевшие мимо меня. Мой «Мессершмит» попал в турбулентный поток от винта Ил-2, и его начало так бросать, что я подпрыгивал в кабине. Мне пришлось приложить всю свою силу, чтобы остаться позади русского, который определенно больше ничего не хотел слышать обо мне. Я опять открыл огонь. Русский продолжал свои оборонительные маневры. Я сократил дистанцию приблизительно до десяти метров, когда Ил-2 резко наклонился вперед, и я немедленно восстановил управление своего «сто девятого». Я настолько резко толкнул вперед ручку управления, что ударился головой о переплет фонаря. Пришло время отвернуть влево и посмотреть, где были Яки. Один из них пронесся мимо меня слева, вышел из пикирования и развернулся ко мне в хвост. Прежде чем он успел настичь меня, я увидел, что Ил-2 врезался в землю. Почти в тот же момент сверху снизились два самолета. Последним был «Мессершмит» Штейне. Он вцепился в хвост противника и стрелял. Русский перед ним отчаянно уворачивался, спасая свою жизнь. Однако он присоединился к своему товарищу, и оба использовали скорость, которую набрали в пикировании, чтобы приблизиться ко мне.

Штейне оставил свой Як и теперь держался выше меня и наблюдал. Не было необходимости давать ему распоряжения, он сам видел, что эти двое русских должны скоро атаковать меня, и мог действовать по собственному усмотрению. Это произошло настолько быстро, что последний русский не успел понять, что произошло, пока его машина не загорелась и не начала снижаться.