Книга Штурман - Людвиг Павельчик

Я по натуре оптимист, но серия черных неудач, подобных тем, что преследовали меня, способна в корне изменить даже самое радужное мировоззрение. Как это отвратительно – быть запертым!

Разглядеть что-либо из окна мне не удалось. Пара пролетевших мимо голубей да качающаяся поодаль ветка тополя разожгли, скорее, тоску в моей душе, лишний раз напомнив, как близка воля и горька участь узника. Что за страна! За три дня, что нахожусь здесь, я лишь два часа был на свободе, остальное же время мыкал горе. Не жилось мне спокойно, не жилось! Приключений захотелось, тайны разгадывать возжелал!!! Ну не идиот? Ведь заранее известно было, что я – лишь игрушка в чужих руках, лишь орудие для достижения чье-то цели. Но чьей? И что это за цель? Как могу я, в конце концов, исполнить чью-то волю безо всяких инструкций, без малейшего знания вопроса? Нет ничего удивительного в том, что профессор поддержал эту сумасбродную идею и даже явился, по сути, моим вдохновителем, – он лишь проявил профессиональный интерес и только, о чем, кстати, честно заявил. Так какие тут могут быть претензии? Единственная надежда теперь на то, что Райхель и впрямь обладает теми знаниями, которые ему приписывают и, быть может, в состоянии как-то повлиять на ход событий. Но даже если и так, станет ли он помогать своему нерадивому «ученику», который даже элементарных мер безопасности предпринять не удосужился, несмотря на все предостережения и просьбы? Эх, как все глупо!

Какой-то звук отвлек меня от тяжких мыслей. Секундой позже я понял, что слышу стук каблуков по деревянному полу коридора. Каблучное цоканье сопровождалось уже знакомым мне шуршанием, из чего я сделал вывод, что визитеров будет как минимум двое. Если, конечно, речь шла о моих визитерах, на что я страстно надеялся.

Напротив двери остановилась Полина Владимировна, высокая, плотная, с торчащими из ушей и носа тампонами со свежей мочой. Свои похожие на подборные лопаты ступни она каким-то чудом умудрилась втиснуть в грубые тупоносые босоножки, да так, что сдавленная до бела кожа обнимала борта туфлей, а выше по ноге переходила в сизо-пунцовую варикозную икру. Ремешки босоножек въелись в эту пунцовость, и, чтобы избежать избыточного трения, Полина Владимировна подложила под них ватные прокладки. О том, чем эти прокладки были пропитаны, гадать не приходилось.

На нос Полина Владимировна нацепила роговые очки, через которые она рассматривала меня, стоящего по другую сторону решетки в одних кальсонах, пристально и очень неодобрительно.

– Ну, как чувствуете себя сегодня? Есть ли жалобы? – бросила она отрывисто, и заметно было, что мое самочувствие ее вовсе не интересует.

– Да что Вы, Полина Владимировна, какие жалобы? – ответил я, с великим трудом сдерживая язвительные нотки. – Я прекрасно выспался, ничего у меня не болит, а солнце душу согревает…

– Это хорошо, – врачица не заметила сарказма, однако скорее из отсутствия всякого интереса, чем по недоумию. – Как мочитеся?

О, Бог мой! Да есть ли в мозгах этой образины хоть что-то кроме этого! По употребленному ею окончанию «ся» я заподозрил в ней малограмотность, что давало мне шанс. К тому же, у меня зародилась кой-какая идея.

– Ой, Вы знаете, Полина Владимировна, очень хорошо, но…

– Что – но? – она сверлила меня глазами и уже начинала злиться за то, что я задерживаю ее всякими глупостями.

– Да вот, после услышанного вчера – я о Ваших методиках самолечения – я понял, что всю жизнь необдуманно разбрасывался столь ценным продуктом, как моча, вместо того, чтобы применять его для оздоровления и, как Вы вчера сказали, профилактики. Ведь профилактика не менее важна, чем лечение, не так ли? Но ведь, позвольте, как можно достичь хороших результатов, не имея никакого понятия о технике лечения? Вот вы… Неужели вы сами придумали все это?

Все! Сейчас мне крышка. Не разгадать столь открытого издевательства мог только умственно отсталый человек. Сейчас она, конечно, разорется и прикажет выпороть меня розгами и сослать на каторгу, или что тут у них принято… Ну, почему я не могу держать язык за зубами?

Однако Полина Владимировна не разоралась и даже не плюнула в меня сквозь решетку. Видимо, она и в самом деле была умственно отсталой и врачебный диплом получила в подарок от рабоче-крестьянской власти, потому что глаза ее вдруг потеплели, на дне их загорелся огонек и даже как будто легкая улыбка тронула ее омытые мочой уста.

– Вот! Вот, я говорила! – взглядом триумфатора посмотрела она на замершую чуть в стороне бабку-коридорную. – Я говорила, что человек мыслящий рано или поздно приходит к тому, чтобы помириться с природой и жить с ней в согласии! Говорила, а, Герасимовна?

Бабка, названная Герасимовной, поспешно закивала, но в испуганном взгляде ее явственно читалось желание видеть докторшу по другую сторону отделяющей их от меня решетки. Приободренный начальным успехом, я бросился в атаку:

– Полина Владимировна, голубушка, не расскажете ли мне поподробнее про это, не просветите ли? Глядишь, и я сумею жить в согласии с природой!

Я был сам себе противен. Безобразное слово «голубушка», почему-то всплывшее в памяти, жгло язык, а уж при мысли о том, как могут выглядеть семинары по уринотерапии у Полины Владимировны, мне и вовсе стало плохо. Надо держаться в рамках!

– Подумать только, Герасимовна! Они доставили его сюда как психбольного! Безобразие! Ни разобраться не могут, ни цветок от дерьма отличить!

Видимо, о последней упомянутой ею субстанции докторша была не столь высокого мнения, как о моче, что уже хорошо.

– Вас как звать? – начала она заново наше знакомство. – Кажется, Галактионом?

– Угу.

– А знаете что, Галактион? Давайте сделаем так: я закончу обход пациентов там, внизу, а после Вас приведут ко мне, и мы поговорим. Сдается мне, что нет у вас никакого душевного заболевания.

Понятно. Все не так просто, как я себе вообразил. Выпускать меня сию же секунду на все четыре стороны никто, похоже, не собирается. Ну, да ладно. Главное сейчас, втереться в доверие к чокнутой мегере. А там посмотрим. Вслух же я сказал:

– Очень хорошо, Полина Владимировна, спасибо Вам большое! Ну, а я пока с соседом пообщаюсь, чтобы время быстрее шло. Надеюсь, что он скоро проснется, – я обернулся и посмотрел на все так же лежащего в своей постели «коллегу».

– Что? – нахмурила брови женщина. – Ах, это… Да нет, он не проснется. Он вчера умер после обеда, а отвезти в морг было не на чем, вот и оставили здесь лежать до оказии. Да Вы не переживайте, он не от чахотки. Так что-то… Ну, не скучайте, я Вас приглашу.

Этими словами Полина Владимировна закончила нашу беседу и отошла от решетки. Ошарашенный, я еще секунд двадцать слышал цокот ее каблуков, сопровождаемый все тем же шорканьем тапочек старой Герасимовны.

Глава 16 Побег

Когда-то, в начале девяностых, в руки мне попала заметка, или, точнее сказать, послание некоего сеньора Аннучи, путешественника и естествоиспытателя, большую часть своей жизни проведшего на западных островах Океании, где он изучал взаимодействие культур аборигенов. Мне неизвестно, какие открытия он сделал в этой области и сделал ли вообще, так же как не знаю я, сумел ли он вернуться оттуда живым, но дневниковые записки отважного итальянца имеют, бесспорно, огромную если не научную, то историческую ценность.