Книга Стражи Галактики. Ракета и Грут спасают Вселенную - Дэн Абнетт

– Я есть Грут.

– Ага. Спасибо Пипу, что предупредил. Мог бы и промолчать. Если ши́арцы узнают, что он нам помог, подвесят его за, гхм, зунки.

– Я есть Грут.

– Да, старая дружба не ржавеет. Хорошо иметь друзей, готовых прийти на помощь.

Внезапно Грут подхватил своего маленького товарища, впихнул его в темную, прикрытую навесом подворотню и сам шагнул следом.

– В чем дело? – возмутился Ракета.

– Я есть Грут, – прошептал Грут, приложив два древоподобных пальца к щербатым губам.

Ракета осторожно выглянул на улицу, как раз вовремя, чтобы увидеть пролетающую над крышами стройную женщину в облегающем красном комбинезоне. Гвардия Ши́ар ведет воздушную разведку. Близко. Слишком близко.

Впрочем, Ракета был уверен, что благодаря быстрой реакции Грута их не заметили.

– Спасибо, дружище, – сказал он.

– Я есть Грут, – пожал плечами Грут.

– Так, а теперь несемся к кораблю со всех ног, пока кто-нибудь еще не появился. Надеюсь, Гамора и Регистратор готовы свинчивать отсюда. Медлить нельзя.

До космопорта они добрались за десять минут, при этом дважды прячась от слежки.

Патрульный корабль с открытыми люками дожидался их на стартовой площадке.

– Летательный аппарат, готов к вылету, дружище? – обратился к нему Ракета.

– Уже?

– Опасность вновь тянет к нам свои кривые когти, летательный аппарат, – объяснил енот, – так что пора оставить Аджуфар далеко позади.

– Каков наш новый пункт назначения?

– Я тут кое-что обмозговал, – сказал Ракета, – и теперь думаю над дальнейшим планом.

– Ты посвятишь в этот план данный летательный аппарат? – спросил механический голос.

– Безусловно – как только окончательно сформулирую все его изящные аспекты, – ответил Ракета, мотая головой и одними губами шепча Груту «нет».

– Я есть Грут, – заметил Грут.

Енот замолчал. Сделав круг по кабине, он выбрался обратно наружу и окинул взглядом стартовую площадку.

– Эй, летательный аппарат?

– Слушаю.

– А где Гамора и Регистратор?

– Данный летательный аппарат до конца не уверен, – ответил механический голос, – но данный летательный аппарат предполагает, что они пошли выпить.

– Вот дрань, – простонал енот, хватаясь руками за голову. – Она что, издевается надо мной? За что мне такое наказание?

Он вернулся в кабину и поднял подаренную Пипом безразмерную пушку.

– Грут, дружище! Пора пошевелить корой! – скомандовал он. – Надо вернуться и найти их, не дожидаясь неизбежного и необратимого столкновения весьма вонючей субстанции с вращающимися лопастями устройства нагнетания воздуха!

Глава двадцать девятая. А в это время… (В Аджуфарском заведении под названием «Пандубанди»)

– Это заведение не кажется мне безопасным для посещения, – мимоходом говорю я.

Гамора смотрит на меня так, что я тут же вспоминаю: а) у нее два меча; б) вышеупомянутые мечи куда чаще находятся вне ножен, чем внутри них.

– Тут не поспоришь, – соглашаюсь я, и мы входим внутрь.

Место называется «Пандубанди». Так гласит неоновая вывеска над арочным входом, пусть и потерявшая все гласные и одну «д».

Внутри звучит музыка – довольно грязный маклуанский брашметал, весьма бодрый и бьющий по мозгам. Интерьер бара – настоящий памятник хламу. Все столы и стулья притащены со списанных космических кораблей и наземных машин. Все разные, потрепанные и грязные. На стенах и потолочных балках – прочие технологические трофеи, а барная стойка сделана из командной консоли гунского межпространственного транспорта. Похоже, что Пандубанди (если хозяина звали так же, как и заведение) помимо алкоголя приторговывает еще и утильсырьем.

День близится к вечеру. Народу внутри мало. Кругом стоит запах разнообразных жидкостей, в том числе уже употребленных и переработанных.

– Ну, выбирай отраву, – предлагает Гамора.

– Пожалуй, микрочастицы антиматерии, – говорю я. – Они меня точно уничтожат.

– Выпивку выбирай, говорю, – объясняет она.

– Ах, вот оно что, – соображаю я.

Мой милый читатель, мне совершенно не требуется регулярное потребление жидкостей или питания, но отказываться от предложения столь привлекательной дамы по меньшей мере глупо. По крайней мере, я могу притвориться, что пью.

– «Пиво-Отливо», – воодушевленно говорю я.

Гамора кивает.

– Найди столик, а я скоро вернусь. Не заблудись тут.

– Ни в коем случае, – уверяю я.

Она идет к бару, а я провожаю ее взглядом. Ничего не могу с этим поделать. Я запрограммирован на то, чтобы фиксировать все события, так что формальный повод смотреть на нее у меня есть, и я сполна им пользуюсь.

Гамора заводит разговор с барменом, увальнем-фераготом.

Я ищу столик и нахожу целое множество. Вокруг меня целое море столиков. Я понимаю, что Гамора имела в виду «сядь за какой-нибудь столик», и решаю, что лучше всего будет это сделать где-нибудь в неприметном уголке. Я гадаю, какой из них ей понравится. Может, вон тот круглый треногий крийский стол с исцарапанной овоидской скамеечкой и скрулльским табуретом? Или тот нименийский, с двумя кожаными сиденьями со спартойского корабля и совершенно неподходящим к ним форсированным мобианским стулом? А может, угловая кабинка, внутри которой поставлен невероятно эргономичный ши́арский игровой стол? Банкетки, правда, чем-то заляпаны, ну да ничего.

Я осознаю, что уделяю выбору слишком большое внимание. По правде говоря, мой друг-читатель, прежде меня никто не приглашал выпить вместе, а уж тем более не приглашала такая прекрасная и совершенная женщина, как Гамора.

Пусть даже она – опаснейшая женщина во Вселенной.

Я быстро анализирую свои записи, чтобы понять, как вели бы себя на моем месте другие мужчины. Например, Питер Квилл, известный так же как Звездный Лорд. Он-то умеет найти подход к женщинам. У него этакое хулиганское очарование. Он лаконичен. Может, и мне попробовать быть лаконичным?

А что насчет других? Возьмем каких-нибудь киногероев. Например, героя Тома Круза в том прекрасном фильме о том, как загонять в дырки маленькие шары. Фильм назывался «Цвет денег», а герой тоже был лаконичным. А что насчет Хамфри Богарта в «Касабланке»[7]? Мой дорогой читатель, пойми, я одновременно анализирую миллионы примеров и называю лишь те, которые относятся к твоей, человеческой культуре. Хорошо? Я рад.