Книга Арабская принцесса - Таня Валько

– Говорите! – прижимает он его к стене.

– Значит…

Юноша извивается, как уж, цокает языком, сжимает руки, но не хочет произносить ни слова…

– Как бы это сказать?.. – выкручивается он, а Хамид начинает терять терпение.

– Говори по-хорошему, а то позвоню твоему старику, и он тебе задаст! – применяет он последний аргумент, вытягивая телефон «BlackBerry» из кармана кожаной куртки.

– Отсюда нам ближе на занятия, – вырывается у другого студента, который не блещет ни красотой, ни фигурой.

– Темнишь!

Хамид слегка улыбается, вспоминая давние времена, когда в молодости тоже старался соврать родителям, и так же, как этому парню, ему это не удавалось.

– Звоню.

Он будто нажимает трубку на телефоне и прижимает его к уху.

– Абдалла сговорился с девушкой, – не выдерживает сын друга.

Видно, ему нравится в Польше и он не хочет отсюда выезжать.

– Но это уже в прошлом.

– Ты встречался с кем-то из этой среды?

Мужчина из высшего общества с недоверием делает широкий жест рукой. Наконец он осторожно садится на грязную софу.

– Ничего лучшего ты не нашел?

Он по-прежнему говорит на повышенных тонах, но в целом ему жаль парней, и он решает дольше над ними не издеваться. В частности потому что под нажимом они не будут искренними. С таинственным выражением лица, как у конспиратора, он вытаскивает из сумки одну банку холодного пива за другой и вручает обрадованным юношам.

– Это вообще была афера столетия!

Лед тронулся, и вот уже Башир смеется от уха до уха, показывая белоснежные ровные зубы.

– Он такой некрасивый, что с трудом нашел себе девушку, но, конечно, неудачно.

Хамид интересуется:

– А что? Наверняка ревнивый местный парень.

Он догадывается правильно.

– Ну, вы даете! – хозяева халупы радуются, как дети.

– Это не так уж трудно. На самом деле, прежде чем приглашать девушку на свидание, вы должны сто раз проверить и убедиться, что она свободна.

– Вы из собственного опыта это знаете? – третий, по имени Джамиль, становится еще более непосредственным.

– Это знание жизни и мудрость старика, – Хамид уходит от прямого ответа.

Собеседники машут руками, мол, гость говорит о своем возрасте чушь.

– И что этот польский ревнивец сделал? Побил тебя? Оговорил? Что еще?

– Выбрал самое дрянное оружие: опорочил всех.

Башир становится грустен.

– Очернил всех саудовцев, которые спокойно живут в городке. Попали и наши подруги, студентки медицинского факультета, с их семьями, отцами, матерями, сестрами и сопливыми братишками. Попросту сделал нас всех.

– Не понимаю, говори яснее.

– Это доставщик пиццы, поэтому он мобильный, ездит на служебной машине, к тому же знает весь город.

– Какое это имеет отношение к делу?!

Хамид не может выдержать эту витиеватую арабскую манеру рассказывать, хотя в этом случае даже самый короткий отчет выглядел бы, как повествование Шехерезады.

– Перейдем наконец к конкретике, черт возьми!

– Но без этого вступления вы не поймете радиуса поражения этой подлой бомбы, – парень улыбается себе под нос, поэтому Хамид вздыхает с облегчением, видя сейчас, что дело все же не так серьезно.

– Этот противный рогоносец развесил по всему городу плакаты с таким содержанием: «Арабы прочь!», «Саудовцы – домой!», «Выметайтесь, террористы!»

Тут Башир выразительно делает голос тише, а его приятели со стыдом смотрят в грязный, запятнанный ковер.

– Слова были подкреплены картинками, – шепчет Абдалла, послуживший причиной начала всей этой истории. – Постарался, мерзавец!

– Очень хорошо рисует, – подтверждает Джамиль, но говорит не столько с презрением, сколько с неподдельным удивлением.

– Вытянул из «Фейсбука» наши фотографии и сделал фотомонтаж, – возмущается Башир. – На антитеррористическом плакате я был, например, одет в бронежилет, набитый пластидом и гвоздями, и еще с гранатами на боках. В вытянутой руке я держал запал. Знаете, как стыдно?!

У него даже голос дрожит.

– А если бы мой отец это увидел?! Или кто-нибудь из земляков?! А если наши антитеррористические бригады?!

– Говорю вам, профессиональная работа, – снова включается Джамиль. – Оказалось, что парень учился в Художественной академии, а потом сидел за подделку произведений искусства и такие коллажи в фотошопе.

– И чем это все закончилось?

– Один из плакатов он повесил у нас в университете, а пару других – в общежитии. Остальные, может сто, развесил по городу, в том числе с десяток на рынке.

– Боже мой! Кто-то должен был ему помогать, – говорит Хамид. – Клеветник не мог это сделать один.

– Это уже не имеет значения. Хуже всего, что именно в тот день, когда появилось наибольшее количество плакатов, приехал с визитом наш консул из саудовского посольства. Перед приходом в университет он решил прогуляться по красивому старому городу. Когда он добрался до нашего места учебы, то уже держал в кулаке двадцать листков и сообщил обо всем в посольство. Те же молниеносно – в Министерство иностранных дел. Так все и началось: отправили ноту протеста в польское министерство, и началась холодная война. Саудовцы угрожали прервать двусторонние отношения и приказали нам собираться. Наняли специальные охранные фирмы, которые за нами следили день и ночь, а поляки со своей стороны поручили своим специальным бригадам, охранять нас, так как тоже не хотели, чтоб у нас хоть один волос упал с головы.

– Вот это номер!

Хамид думает, что вся эта история напоминает плохой детектив. Политическая афера из ничего.

– Беседы происходили вначале на уровне послов, потом – министров иностранных дел. На самом верху! Поляки были так же возмущены, как и саудовцы.

– Буквально через пару часов поймали разносчика пиццы. Он был удивлен, черт возьми, потому что не думал, что своими пасквилями вызовет международный скандал.

– И как же закончилась польско-саудовская война на сексуальной почве? – иронизирует Хамид, а молодые люди краснеют по самые уши.

– Художественно одаренный ревнивец вернулся туда, где и был, по той же самой причине, по которой сидел пару лет, – подытоживает Абдалла, невинно поднимая брови. – А я женюсь этим летом на землячке и привезу ее сюда с собой. Лейла от счастья просто скачет, а меня любит до смерти.

Его друзья издевательски смеются.

– Так, по крайней мере, выглядит.

Жених продолжает: