Книга Финальный аккорд - Кевин Алан Милн

Он тихонько стукнул каблуком ботинка по деревянной коробке.

– Я знаю, что время не самое подходящее, когда ты в больнице и все такое. Но я просто хочу, чтобы он взял эту штуку, будь она неладна, и прочитал все, что в ней лежит. Ведь ты не была бы против, правда? Черт возьми, он мог бы прочитать тебе вслух. Я приехал сюда сегодня, чтобы узнать, вдруг он передумал, но увы… он отрубился.

Дедушка замолчал и снова повернулся. Я почувствовал на себе его взгляд. Я не шевельнулся.

– Но вот в чем дело, – продолжал дедушка, – у меня своего рода потребность вытащить старую историю из своего сердца. Я держал ее наглухо запертой в коробке и в своем сердце в течение долгих, долгих лет. Поскольку он спит, а ты слушатель поневоле, то не возражаешь, если я просто поведаю ее тебе? Это будет хорошая практика для меня, когда я стану рассказывать ее остальным членам семьи позже. Как тебе кажется, Анна? Я думаю, тебе будет интересно. Верь или нет, но прошло более шести десятилетий с того времени, как все это случилось, но я так четко все помню, словно это случилось вчера. Есть вещи в жизни, которые невозможно забыть, я так считаю.

Он подождал ответа, который так и не пришел, а затем весело сказал:

– Ну, спасибо за предоставленное удовольствие. Ты знаешь, большую часть из этого я не рассказывал никому, даже своей жене. Ты первая, Анна. Мог бы быть Итан, но, как ты понимаешь, его голова сейчас занята совсем другим. Я не виню его за это. Думаю, что ты тоже.

Он снова сделал паузу.

– Итан сказал, что возьмет коробку в другой раз. Так уж случайно складывается, что сейчас как раз этот другой раз, а так как он спит, то не имеет реальной возможности спорить, ведь правда? Так что, когда я закончу, то просто оставлю дневники здесь. Вот почему я принес коробку.

Я знал, что никто не увидит меня, но я все равно закатил глаза. Дедушка откашлялся и затем начал снова:

– Теперь давай посмотрим… откуда мне начать? С самого начала представляется мне самым целесообразным, но в этом-то и заключается трудность. Я не хочу возвращаться в слишком далекое прошлое и обременять тебя ненужными воспоминаниями, и в то же время мне не хочется рассказывать тебе слишком мало, чтобы ты не поняла сути.

Я наблюдал, как он поднял старую руку к лицу и постучал мозолистым пальцем по губам.

– Хорошо, я знаю, откуда начать.

Он глубоко вздохнул и приступил к своему рассказу:

– Переводчик. Именно так они называли меня. Именно так они просили меня называть себя, если кто-то спросит. Мои родители думали, что именно этим я занимаюсь, дешифровывая донесения, переводя разведывательную информацию, считывая данные с карт и сообщения в газетах, находясь на относительно безопасной военной базе. Даже моя подруга думала, что именно этим я занимаюсь. И я полагаю, что действительно делал изрядное количество такого рода вещей, когда в том была особенная необходимость. Но большую часть времени я проводил в гораздо менее благоприятных условиях, таскаясь по сельской местности в немецкой форме, стараясь не привлекать особого внимания и выдавая себя не за того, кем я был на самом деле, в надежде, что меня не убьют. Я относился к редкой породе в армии США, если я действительно могу так сказать про себя. Родился в Германии, вырос в штатах в семье родителей, которые говорили дома по-немецки и были готовы бороться изо всех сил против нацистского режима в стране, где я появился на свет. Это сделало меня, в некоторой степени, исключительным. И моя служба тоже была исключительно опасной.

Когда меня призвали, вскоре после нападения на Перл-Харбор, мой небольшой немецкий акцент заставил некоторых удивиться в местном военкомате. Но после тщательной проверки моих данных, включая осмотр родительского дома, плюс интервью со всеми, с кем я был знаком, было решено, что мои языковые навыки можно будет использовать с пользой для дела. Как только я прошел серьезную подготовку и был переправлен в Европу, стало понятно, что переводческая деятельность была лишь несущественной частью того, что они от меня хотели.

– У тебя есть потенциал, – объяснил один старший офицер, – нет, талант, чтобы работать в тылу врага с минимальным риском, что они могут узнать, что ты на стороне хороших парней. Благодаря твоим ориентировкам у наших ребят есть гораздо больше шансов не стать мертвецами.

Отцепившись от кровати, дедушка откинулся на спинку стула и устроился поудобнее. Кажется, он останется надолго.

– Анна, – тихо сказал он через минуту, – я надеюсь, что не утомил тебя. Ты всегда исключительно хорошо относилась к моему Итану. Я не мог бы просить лучшей спутницы для него. Я надеюсь, ты знаешь это. Благословен тот день, когда он встретил тебя. Я молюсь, чтобы ты поправилась. Я просто хотел, чтобы ты знала. Но на самом деле, если моя болтовня тебе не интересна, то ты можешь остановить меня в любую минуту.

Он немного подождал, сидя в темноте, затем откинулся еще дальше в кресле и продолжил свой рассказ:

– Это было в воскресенье утром в ноябре 1944 года. Я работал в одиночку в небольшом городке на северо-западе Австрии под названием Виндхаг-Фрайштадт. Это было в нескольких километрах от остальной части моей разведывательной команды, которая расположилась как раз по ту сторону чехословацкой границы в густой роще. Моя цель была проста: выяснить, отбилась ли какая-нибудь часть нацистов от той вереницы машин, которые мы заметили два дня назад, когда они проезжали через город. Если все было чисто, то моя команда могла спокойно продвигаться в сторону трудовых лагерей на юге, в районе Линца, в которые прибывали, и скорее всего там же гибли, эшелоны заключенных.

Я дважды обошел город. Не найдя никаких признаков присутствия вражеских солдат, я подошел к старому, одиноко стоявшему дому в стороне от главной дороги. Из трубы шел дым – верный признак, что внутри кто-то есть. Я надеялся, кто бы там ни был, он сможет предоставить мне более конкретные сведения о военных, которые накануне проехали через город. Хитрость, как всегда, заключалась в том, чтобы прозондировать подробности так, чтобы никто не понял, что я выспрашиваю. Я произнес небольшую молитву, а затем начал стучать в дверь, пока не понял, что меня услышали.

Первое, что я увидел, была пара маленьких глаз, которые выглянули из грязного окна, выходившего на улицу. Они мгновенно исчезли, как только поняли, что их заметили. Это было обычным. Часто люди, с которыми я разговаривал, верили, что я немецкий солдат, и боялись меня так же, как если бы знали, что я американец. Через несколько мгновений дверь открыла женщина с взволнованным лицом.

Я знал, что чем строже я разговаривал, тем больше они верили, что я тот, кем себя представлял. Поэтому я напустил хмурый вид и гаркнул на нее по-немецки: «Назовите свое имя! Я по официальному делу». Она назвалась Элизабет Рихтер. В ее глазах был страх, который, я знал, поможет мне получить необходимую информацию. Элизабет стала нервничать еще больше, когда двое тощих детей, может быть, трех или четырех лет, появились из-за двери. Это были девочки-близнецы, обе с длинными темными волосами и карими глазами. Я заметил, как они отличаются от голубоглазой, белокурой матери. Элизабет едва взглянула на меня, когда назвала мне их имена – Алоиза и Арла.