Книга Отставной диверсант - Олег Маркелов

– В первые секунды было довольно больно, – признался Никсон.

– Я знаю, – кивнул Славомир. – Но, не настолько больно, как было во время глубинного отчетного сканирования. Так что, крепитесь.

– Главное, чтобы у меня крыша не съехала от всего этого вашего тренинга, – усмехнулся невесело Малыш.

– Мы даем ровно столько, сколько вы в состоянии гарантировано выдержать, – успокоил его Зенин. – Единственное, что я настоятельно рекомендовал бы вам, так это не менее полугода не попадать на отчетное сканирование. У вас сейчас наложилось все, как слоеный пирог. И критически тяжелая процедура отчетного сканирования, и те процедуры, которые мы проводим сейчас. Мы даже не решились подкорректировать вам память на тот случай, если вы провалитесь, хотя изначально собирались это сделать. Кое-кому, кто был у нас задействован в вашем деле, подобные корректировки уже провели. Но в вашем случае риск непредвиденных последствий столь велик… Одним словом, если перед вами появится угроза проведения отчетного сканирования, лучше покончите жизнь самоубийством. Иначе, гарантировано и мучительно превратитесь в растение. А у вас ведь другие планы на жизнь, коль вы уж сумели выжить у нас. Так что не попадайтесь любой ценой. И вот еще что. Мы, как я уже сказал, зачистили всю информацию о вас. А в тех редких случаях, где вы все же фигурируете, нет никаких имен ни из настоящего, ни из прошлого. Вы уж извините, но ваше новое кодовое имя для всех посвященных – Ничей.

– Ничей? – переспросил Майкл, удивляясь столь странному позывному. На его взгляд куда проще было бы использовать цифровой номер или бессмысленное буквенное обозначение. Но, с другой стороны, какая ему разница до того, что он теперь Ничей. Главное жив. Жив и свободен. И надо только выполнить обязательства перед этим странным государством и стать полностью свободным.

– Да. Ничей. Хорошее имя для того, кого просто нет…

* * *

Странное белое помещение, обитое, включая стены и потолок, плотными матами, словно в психиатрической клинике для буйных пациентов, не имело совершенно никакой мебели. Десяток крепких мужчин в просторных черных костюмах с длинными синтетическими палками в руках молча стояли вдоль стен. Никсон терпеливо ждал, пока еще один немолодой человек закреплял на его свежее выбритой голове странную конструкцию. Длинноногий паук, лапами которому служили многочисленные гибкие провода, висел на толстой паутине, прикрепленной к беззвучно парящему шару, размером с голову человека. Техник брал один из безвольно свисающих проводов-лап и быстро отыскав на голове Майкла нужную точку, прижимал к ней мясистое окончание провода. Раздавалось едва уловимое шипение, и кожу Малыша пронзал толи укол жала, толи искра электрического разряда. Майкл слегка морщился, а техник уже нащупывал следующую точку, держа в руке очередную лапу механического паука.

– Отлично, – резюмировал техник свою работу, не найдя больше свободных проводов, которые можно было бы еще воткнуть в голову пациента. – Вы же у нас тут в первый раз?

Малыш хотел было кивнуть, но, побоялся, что вся закрепленная на его голове конструкция просто осыплется, поэтому лишь согласно промолчал. Ведь молчание – это знак согласия.

– Хорошо, – порадовался техник, что-то нажимая на сенсорном боку парящего за затылком Малыша шара. – Это основной прибор, призванный научить ваш организм мобилизовать все силы по необходимости. К примеру, большеберцовая кость человека способна выдержать нагрузку около одной тонны. А двуглавая мышца плеча человека выдает усилие порядка двенадцати-пятнадцати килограммов на квадратный сантиметр площади сечения. Глядя на вас, можно предположить, что ваша двуглавая мышца может выдать усилие величиной не менее полутоны. Впечатляет, не правда ли? Однако вся эта боевая мощь надежно заблокирована предохранителем, которым служит для нас мозг. Иначе, мы могли бы покалечится сами и покалечить окружающих. Вы никогда не видели, как страшны в своей необоримой мощи душевнобольные люди? Они вышвыривают дюжего санитара из своей палаты непринужденным мановением руки. И чтобы утихомирить такой припадок требуются усилия двух, трех или даже четырех здоровенных и хорошо обученных парней. К концу курса вы сумеете входить в такое состояние, когда все предохранители и ограничения будут сниматься усилием вашей воли, когда для вас не станет ни боли, ни страха. А сейчас просто постарайтесь максимально запомнить происходящее внутри вас, понять и научиться вызывать такое состояние самостоятельно. Да, и, конечно, вам надо постараться как можно дольше продержаться на ногах.

Он кивнул головой и вышел из комнаты. Дверь за ним моментально затворилась, став совершенно незаметной на фоне таких же покрытых матами стен.

Стоящие неподвижно мужчины шевельнулись, разрывая строй, двигаясь по собственному усмотрению, взвешивая в крепких руках тяжелые палки. Никто ничего не собирался объяснять Никсону. Однако, по движениям и взглядам людей в черных костюмах, можно было, не являясь выдающимся аналитиком, понять их намерения.

– Ну, блин, у вас тут и методики, – проворчал Майкл, крутясь на месте и прикидывая возможные варианты действий. – А мне-то теперь что…

Он даже додумать эту мысль не успел, потому, что сразу трое кинулись к нему, нанося стремительные удары палками. От первого он уклонился, второго успел блокировать, пропуская вскользь мимо. Но третья палка весьма чувствительно приложила его по спине на уровне лопаток. Малыш кувыркнулся в сторону, коротко выругавшись, но тотчас еще несколько человек кинулись на него. Удары посыпались со всех сторон, словно спелые яблоки с яблони под порывом сильного ветра. Малыш крутился, пытаясь увернуться, отбить, смягчить болезненные удары. Но на него нападали все одновременно, и в тесном пространстве запертой комнаты разорвать дистанцию не представлялось возможным. Очередной удар оказался особенно болезненным, попав в скулу, и тут что-то взорвалось в голове Майкла. Словно мутный пузырь лопнул, открывая путь новым краскам, запахам, ощущениям… Время неожиданно замедлилось, и черные силуэты начали двигаться, словно сонные весенние мухи. А Никсон, напротив, взорвался шквалом обжигающей животной ярости…

* * *

Непрозрачный колпак аппарата информационного инсталлятора плавно захлопнулся, погрузив Малыша в кромешную тьму. В последние дни он больше всего любил сеансы таких инсталляций, потому, что на них совершенно ничего не нужно было делать. И даже боль абсолютно отсутствовала. Только ощутимый не столько слухом, сколько телом гул аппарата, теплая тьма вокруг, да легкое покалывание где-то глубоко в голове. Майкл даже умудрялся засыпать пару раз во время этих процедур. Впрочем, как раз в этом не было ничего удивительного – его организм испытывал такие стрессовые психические и физические нагрузки, что Никсон постоянно и почти нестерпимо хотел только две вещи – есть и спать. И от этого двойного голода не спасало ни то, что его кормили, словно на убой, ни то, что спал он тоже значительно дольше, чем, к примеру, курсанты учебных подразделений Вооруженных сил Федерации.

Под мерное вибрирование инсталлятора Малыш утонул в каком-то подобии тягучей полудремы. Неожиданно, перед его взором возник образ старого друга Ралфа Филби. Словно это было только вчера, из глубин памяти всплыла картина одного из счастливых дней, когда только что призванный в ряды Вооруженных сил Федерации Майкл Никсон проходил подготовку на учебном корабле. Совершенно забыв о своем дне рождения, Никсон привычно следовал вместе с группой курсантов с одного занятия на другое. Настала очередь процедур укрепления организма в армейских регенераторах. Ничто не предвещало каких-либо изменений в привычной процедуре. Как всегда, на смену тепла от заполнившего саркофаг регенератора раствора, пришли мышечные сокращения и жжение. Но и к этим ощущениям Майкл, как и остальные курсанты учебки, уже давно привык. Но, в этот раз что-то пошло не так, как обычно. Жжение, не спало, а продолжало стремительно нарастать. Вскоре оно переросло в боль, охватившую все тело. Никсон почувствовал себя так, словно с него живьем неторопливо сдирали всю кожу. Начиная паниковать, Майкл считал оставшееся до конца процедуры секунды, растянувшиеся в бесконечность. Он скрипел зубами, готовый начать колотить в крышку саркофага. И тут его ждала еще одна западня. Когда стандартное время процедуры истекло, боль не ушла и крышка не открылась. Да и раствор не спешил слиться из камеры. Разве что боль перестала усиливаться, застыв на одном болевом уровне. В дополнение ко всему прочему начались сильные мышечные судороги, буквально скручивающие все тело. Малыш забился в конвульсиях, понимая, что еще чуть-чуть и он просто потеряет сознание. Если бы не впившиеся в мундштук зубы, он бы уже орал от ужаса и боли, захлебываясь биораствором.