Книга Пощады не будет - Роман Злотников

В тот день он вошел в спальню сразу же после того, как увидел сына. Мельсиль лежала на кровати, смежив веки, но открыла глаза и улыбнулась, едва Грон сделал шаг в направлении кровати.

– Ты видел его, Грон?

– Да, любимая.

– Правда, он славный? Знаешь, – она тихонько рассмеялась, – он едва появился на свет, как сразу же закричал, а потом описал мастре Камилиона.

Грон рассмеялся в ответ.

– Знаю, мастре мне все рассказал, причем продемонстрировал свой описанный камзол с такой гордостью, будто это королевская мантия.

– Конечно! – убежденно произнесла Мельсиль. – Ведь твой сын непременно будет королем. И мастре уже сегодня может гордиться, что первым принял на себя столь важный знак внимания будущего короля. – Она счастливо вздохнула, а затем произнесла: – Я успела, Грон…

– Что, любимая? – удивленно отозвался Грон.

– Родить тебе наследника.

– Наш сын – наследник престола Агбера, а не только мой.

– Нет, – убежденно произнесла Мельсиль, – твой, в первую очередь твой. Сделай из него настоящего короля, Грон. Такого же сильного и умного, как и ты, слышишь?

– Конечно, любимая, – поспешно кивнул Грон, несколько удивленный ее горячностью. – И почему – успела? За тобой кто-то гнался?

Лицо Мельсиль посерьезнело, она уже открыла рот, собираясь что-то сказать, но внезапно снова растянула губы в улыбке. Причем Грон четко увидел, что именно растянула губы, а не улыбнулась.

– Нет, конечно… я просто… оговорилась, любимый. Не волнуйся.

– Ваше высочество, – тихонько позвала его безотлучно находившаяся в спальне повитуха, – ее величество очень устала. Ей надо поспать…

И Грон, с языка которого уже был готов сорваться вопрос, сдержался и, наклонившись, просто поцеловал Мельсиль. А затем вышел из комнаты…

Первые два дня после родов королева спала, просыпаясь только на время кормления сына. Несмотря на традицию знатных семей нанимать на время грудного вскармливания кормилицу, Мельсиль сразу же заявила, что будет кормить ребенка сама. А на третий день во дворце была устроена парадная аудиенция, во время которой высшей знати и выборным от народа был представлен новорожденный наследник. Принц Югор. Мельсиль настояла, чтобы Грон сам дал имя своему сыну. И когда он предложил это, несколько мгновений смотрела на него, а затем тихо спросила:

– Так звали твоего сына в другом мире?

Грон кивнул.

– Он… он был достоин своего отца?

Грон снова кивнул:

– Да. Еще мальчиком ему пришлось пройти через многое, даже лишиться руки. Но он не сломался, а вырос сильным и мужественным. Все говорили, что он очень похож на меня.

Мельсиль, в этот момент державшая ребенка на руках, откинула край пеленки и всмотрелась в маленькое личико сына. И вдруг тихо позвала:

– Югор…

Ребенок внезапно открыл глазки и несколько мгновений серьезно смотрел на нее, а потом снова прикрыл их и, смешно скосив ротик, потянулся им к ее груди, закрытой лифом платья. Мельсиль спокойно вынула грудь из лифа и дала сыну, а затем, подняв голову, радостно сообщила Грону:

– Он отозвался! Ему подходит это имя, Грон.

Так что теперь высшему свету и народу Агбера был представлен принц Югор, мирно спящий на руках у матери, не обращая никакого внимания на высокопарные речи, обращенные к его матери и к нему самому. Он вообще оказался очень спокойным малым – ел и спал, спал и ел. А чуть погодя, когда ему стало хватать гораздо меньше сна, часто, проснувшись, просто лежал в колыбели, стоявшей в спальне родителей, и радостно угукал, позванивая погремушками и время от времени пуская пузыри…

Через неделю после рождения сына Грон вынужден был вернуться в круговерть своих дел и обязанностей. От барона Экарта пришло сообщение, что посланные ему на усиление два полка мечников успешно добрались до столицы Геноба. А усиленно распространяемые нанятыми бароном провокаторами слухи о том, что коннетабль Агбера принял решение передислоцировать в Геноб еще с десяток полков королевской армии, настолько подогрели атмосферу в бывшем королевстве, что мятежа можно было ожидать в самое ближайшее время. Кроме того, барон сообщал, что до него дошла непроверенная информация, будто бывший король Геноба, после поражения и оккупации страны скрывшийся в Домине, соседнем королевстве, имевшем к тому же небольшой участок границы с Насией, примыкающий к Запретной пуще, тайно вернулся на родину. Так что счет, судя по всему, действительно уже пошел на дни.

Вечером Грон собрал то, что он называл малым советом. В него входили Шуршан, граф Эгерит, барон Экарт, если он был в этот момент в столице, и Мельсиль. Иногда в этих неформальных встречах-заседаниях участвовали и другие люди, например, барон Шамсмели, граф Сакриензен, герцог Тосколла. На этот раз их собралось всего трое. Мельсиль было не до заседаний, а обсуждаемый вопрос был настолько деликатен, что расширять круг было опасно. Тем более что и граф Эгерит пока даже не был до конца в курсе всех их планов. Как глава королевского совета он в постоянном режиме общался с жадной и своенравной аристократической вольницей, временами доводившей графа до белого каления. И Грон опасался, что это пусть и скрываемое знание в такие моменты может как-то прорваться наружу – случайной оговоркой, жестом или взглядом. Но теперь пришло время посвятить графа в осуществляемые планы.

Когда Шуршан доложил последнюю информацию, граф некоторое время сидел, задумчиво глядя в угол и ничего не говоря.

– Выходит, – наконец произнес он, вздохнув, – в этом году доходов с Геноба можно не ждать…

– Выходит, так, – кивнул Грон. – Война, да еще на своей территории, редко способствует получению доходов, граф. К сожалению.

– Да уж, тут вы правы, ваше высочество, – отозвался граф с грустной улыбкой. – Но, как я понял, вы пригласили меня не только для этого.

– Вы правы, граф, – кивнул Грон. – Дело в том, что о грядущем мятеже мы знаем уже довольно давно и много. И поэтому успели разработать кое-какие планы.

– Вот как? – В голосе графа явственно сквозило недовольство. Его, высшего чиновника и правую руку королевы, не сочли нужным посвятить в некие планы, имеющие отношение к судьбе королевства.

– Не сердитесь, граф, – примирительно произнес Грон, – наше молчание было вызвано отнюдь не недоверием к вам. Просто у меня принцип – каждый должен знать только то, что ему необходимо в данный момент. Никто – ни вы, ни барон Экарт, ни Шуршан, ни Пург, мой наместник в Загулеме, ни даже моя жена – не владеет даже хотя бы просто большей частью всей информации, что хранится вот тут. – Он стукнул себя по лбу. – К тому же обладание информацией вольно или невольно, но неким образом меняет и манеру поведения человека, и его реакции на внешние раздражители. Так что я опасался, что некто из тех, с кем вы встречаетесь едва ли не каждый день, сможет таким образом спровоцировать вас, что вы невольно обмолвитесь кое о чем, что я предпочитаю сохранять в тайне до самого конца. Ну вспомните, не казалось вам пару раз, что вас провоцируют на некую непонятную вам реакцию?