Книга Пощады не будет - Роман Злотников

Пург долго смотрел на Грона, и Грон тоже не отводил взгляда, потом Пург внезапно улыбнулся, а затем и громко расхохотался.

– Ох, Грон, мне на минуту показалось, что я твоя жена и ты ждешь от меня какого-нибудь каприза. Ну там нового браслета или платья… А потом я вдруг вспомнил, кто твоя жена, и мне стало так смешно, что… – Он наклонился вперед и легонько стукнул своим стаканом о стакан Грона. – Так, что ли? Ну тогда пожелай мне больше никогда не распускать соплей. – Пург запрокинул голову, залпом осушил стакан и поставил его на стол. – Прости, Грон, просто ты тянешь на себе столько всего, что иногда нам кажется, что ты всемогущ. И что, стоит поплакаться тебе в жилетку, ты раз – и решишь все проблемы. Поэтому прости мне мою слабость. Это просто хандра. Обещаю, больше подобного не повторится.

Грон кивнул в ответ. И чтобы окончательно отвлечь Пурга, спросил:

– Чего-нибудь еще накопал?

– Ничего особенного, – отозвался Пург. – Так, мелочи. Например, последний случай появления Безымянного в Шести королевствах случился семь лет назад. И приблизительно в то же время Владетель в последний раз призывал к себе кого-то из местных властителей, дабы лично сообщить ему свою волю. Это был как раз барон Шалуба, сразу после чего он оставил всякие попытки подгрести под себя Брект. С тех пор Запретная пуща тиха и безмолвна, как ледник. Вот, правда, еще… проскочила одна забавная информация.

– Какая?

– Да где-то около десяти лет назад у нас в Гамеле вроде как объявился целый цирк диковинных зверей. Среди них были даже такие, в которых можно было предположить порождения какой-то из Запретных пущ. Его владелец и содержатель приплыл откуда-то из дальних Владений, из-за моря. По слухам, он пользовался бешеной популярностью и долго кочевал по Шести королевствам. Так вот, вроде как Владетель тогда пожелал увидеть представления этого цирка. И с тех пор о том цирке ни слуху ни духу. Но это тебе лучше поручить разузнать Шуршану. От Агбер-порта до Гамеля намного ближе, чем от Загулема…

Через три дня Грон наконец собрался в обратный путь.

На этот раз дорога до Агбер-порта прошла без осложнений. Грон даже по пути заехал в пару трактиров, чьи адреса как потенциальных ловушек сообщил ему Брован, но лишь днем и только на несколько минут. Нечего гусей дразнить. По данным допросов выходило, что тот отряд был единственным проникшим на территорию Агбера, но чем чер… то есть Владетель не шутит. Так что спустя всего неделю Грон объявился во дворце.

Мельсиль встретила его в постели.

Грон присел на краешек, взял ее руку в свою и тихонько спросил:

– Что, маленькая моя, совсем тяжело?

Мельсиль слабо улыбнулась:

– Ничего, уже недолго. У нас, женщин, такая судьба – продолжать человеческий род. Да не прервется нить… – тихо произнесла она слова, которыми в этом мире было принято приветствовать рождение нового человека.

А Грон едва заметно вздрогнул – настолько пробрало его это вроде бы простое присловье.

В его старом мире откуда-то появилась целая философия, направленная на возвеличивание себя любимого. Причем наплевать, плох или хорош ты на самом деле, значим и нужен хоть кому-то или бесполезен. Мол, все это чепуха. Человек, с его мыслями, чувствами, желаниями и мечтами, – сам по себе целый мир. И этим уже ценен. В общем, кое-какая логика в этом, может, и была, хотя очень бедненькая и сиюминутная, но вот выводы из этого часто делались странные. Например, что дети – это тягость. Что главная цель собственного существования – это получение максимального набора удовольствий, каковые совершенно идиотски определялись как «счастье». Что трудности, проблемы, временные неудобства – это нечто абсолютно неприемлемое, мешающее этому самому по-идиотски понимаемому «счастью». Хотя на самом деле, преодолевая их, человек меняется, делается сильнее, умнее, развитее, то есть лучше, и посему все эти трудности, проблемы и неудобства очень часто как раз и создают высшие, истинные моменты счастья, возможные именно только в момент преодоления человеком себя, поднятия на новую вершину. Сторонники подобной философии не могли, а может, просто не хотели понимать, что человек, как бы он ни был ценен сам по себе, – это еще и звено в долгой цепи поколений. Что просто для того, чтобы их папка имел шанс хотя бы встретиться с их мамкой, в результате чего и появились на свет они, кто-то тяжело пахал, надрывал жилы, стоял, сжав копье или автомат, насмерть, да просто погиб, создавая возможность возникнуть этому чуду природы… ну или ее убожеству. И что на них, что бы они там самовлюбленно ни вещали, точно так же лежит этот долг – продолжить эту цепь. Иначе пресечется род и исчезнет не только этот мир-человек, но и сама возможность творить и создавать новые миры. Да не прервется нить – лучше и не скажешь…

Следующий месяц пролетел как конь на галопе. Мельсиль становилось то хуже, то лучше, но Грон лишь в редкие минуты оказывался рядом, чтобы поддержать ее. Все остальное время он мотался по гарнизонам и побережью. Но однажды ночью, когда ему удалось как раз заночевать во дворце, Грон проснулся оттого, что рука Мельсиль сжала его руку.

– Милый, зови мастре Камилиона. У меня воды отходят…

Грон пулей вылетел из подмокшей постели и, как был в одном исподнем, выскочил в коридор.

– Мастре Камилиона ко мне, быстро!

Охранник, слегка опешивший при таком появлении принца-консорта, но все же первым движением выхвативший специально укороченный ангилот, которым было куда сподручнее орудовать в узких коридорах и заполненных мебелью помещениях дворца, на мгновение замер, а затем торопливо кивнул:

– Да, ваше высочество, один момент…

А потом Грон до утра торчал в соседней комнате, в которой они с Мельсиль обычно ужинали, мучительно прислушиваясь к сутолке и беготне в соседнем коридорчике.

Наконец где-то часа через полтора после восхода солнца в его комнату торжественно вошел мастре Камилион в сопровождении двух из трех бабок-повитух, заранее отобранных, проверенных Шуршаном и уже два месяца назад поселенных во дворце. На руках одной из них лежал замотанный в кружевные пеленки посапывающий комочек. Грон сделал шаг вперед, поспешно вытер руки о нижнюю рубашку и осторожно откинул пеленку, закрывавшую личико.

– Сын, – гордо произнес мастре, – как я и предсказывал, ваше высочество. Славный мальчишка. Едва вылез, как тут же заорал и описал мне камзол. А потом пососал маме грудь и заснул.

– Как она? – встревоженно спросил Грон.

– Спит, – встряла вторая повитуха, – намучилась, бедняжка… первые роды. Нуда ничего, теперь уже все позади. Дай вам Владетель счастья…

«Да уж… – подумал Грон, – вернее, со счастьем мы и сами как-нибудь разберемся. Ты только не вмешивайся подольше. Ну еще хотя бы несколько лет».

В следующие несколько дней Грон отменил все свои встречи и поездки. Даже поездку в Гамель, где Шуршан откопал несколько свидетелей пребывания того сильно заинтересовавшего Грона цирка зверей. И все свободное время Грон проводил с Мельсиль.