Книга Сталин. Битва за хлеб. Книга 2. Технология невозможного - Елена Прудникова

И в качестве резюме:

«Предлогом к восстанию использовали благоприятную почву, созданную продработой. Беспочвенная политика продорганов в вопросе государственной разверстки, которая не могла дать ни малейшей гарантии в благоприятном сборе семян. Кормовой и норма, которые должны были остаться для существования, также ни один продработник не может дать гарантии в том, что осталось для этой цели у крестьянина или нет. Политика продорганов далеко стояла от этого, едва ли можно будет ошибиться в понятии их выполнения разверстки, которая заключалась в том, во что бы то ни стало назначенную норму наркомпродом выполнить. И выполнение это было применено под силой штыка, не задумываясь о последствиях. Эта политика продорганов развязывала руки техническим выполнителям. Их действия нередко сопровождались преступлениями, и надо сказать, что контрреволюция подготовилась к этому, учтя политическую неразвитость сибирского крестьянства, шкурнические и собственнические убеждения его. Плюс ко всему этому слабость наших советских и партийных органов, в силу чего были преступления со стороны технических выполнителей продработы»[99].

В принципе, то же самое происходило во всех хлебородных губерниях, где продкомитеты, пользуясь особыми правами, подмяли под себя все и всех. В деревне формировался внутренний фронт — между зажиточными крестьянами и продработниками. Уровень зажиточности определялся аппетитами продкомов. Если ради выполнения продразверстки начинали трясти бедняков, то и бедняки брали в руки вилы и поднимались против власти. Если нет — значит, нет…

Впрочем, в глазах продкомиссара, только что пришедшего в деревню с голодающего завода, и бедняк был не беден. Ибо все относительно…

Наплявать, паплявать, надоело воевать… или рекрутов не давать

Как родная меня мать провожала,

Тут и вся моя родня набежала.

«Ах, куда ты, паренёк, ах, куда ты,

Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты».

Демьян Бедный

Одновременно с хлебозаготовками летом 1918 года красная власть начала проводить другую, не менее ненавистную крестьянам операцию, которая касалась уже всего населения. Речь идет о мобилизации.

Собственно, чего-то подобного следовало ожидать. Можно было тешиться маниловскими проектами о добровольческой Красной Армии, пока не было настоящей войны. Но после того как в мае 1918-го чехословаки подняли мятеж, на который откликнулись и белые, и эсеры, стало ясно, что дела пошли всерьез, и дела паршивые. Мигом сориентировавшись, 29 мая ВЦИК принял постановление о принудительном наборе трудящихся в Красную Армию. Или, говоря более понятными словами, о мобилизации. Позиция населения, которое едва успело покончить с одной войной и уже получило другую, в комментариях не нуждается, хотя и тут имело место расслоение.

Бедняки шли более охотно — им было за что бороться, да и государство оказывало помощь красноармейским семьям. Прочие крестьяне старались, как могли, уклониться от призыва, а при попытке нажать на них брались за колья, вилы и спрятанные винтари. Военные комиссариаты формировались на ходу, в них широко пользовались услугами офицеров царской армии, у которых имелись, мягко говоря, не совсем подходящие для советской власти привычки, да и к измене данный контингент был чрезвычайно склонен. А без них тоже никак — ни рабочий, ни студент мобилизации не проведёт.

Так что, если не было мирского приговора, в Красную Армию уходили в основном бедняки-активисты, еще более ослабляя позиции Советской власти в деревне, прочие же упорно игнорировали мобилизацию. А добиться приговора было не так-то просто.

«В Кунгурском уезде (Пермской губернии. — Е. П.) в июне было одно крестьянское выступление. С объявлением мобилизации их стало 17… Движение началось с Богородской волости, где при объявлении призыва в Красную Армию собрание крестьян приняло резолюцию с отказом от мобилизации и осуждением братоубийственной войны. Резолюция была распространена в соседних волостях, где стали создаваться „оборонительные комитеты“ (штабы) и проводиться своя мобилизация. Главный штаб мятежников вел работу в деревне под эсеровскими лозунгами. 25 июля в селе Рождествено состоялся сход, где участвовало более тысячи крестьян. По предложению эсеров сход принял решение о восстании против Советской власти… В конце июля был создан районный военный штаб, координировавший действия 23 присоединившихся к восстанию волостей. В движение было втянуто до 10 тыс. крестьян.

В августе восстали Усольский, Осинский и Оханский уезды. Центром восстания в Оханском уезде стало богатое село Сепыч. Под влиянием агитаторов этого села 15 тыс. крестьян из 12 волостей отказались от явки на призывные пункты, протестуя против мобилизации и хлебной монополии. В Сепыче в первые дни мятежа было убито 49 коммунистов и работников Совета…»[100]

Впрочем, для того чтобы справиться с восстанием, не понадобилось даже воинских частей, да и сражаться не пришлось. Едва отряды рабочих, сельских коммунистов и ЧК подошли к мятежному селу, крестьяне освободили тех арестованных, кто был еще жив, и арестовали главарей (хотя, подозреваю, подлинные организаторы успели сбежать)[101].

Бывало и такое, что призывники являлись, получали оружие, а потом поворачивали его против красных. Вот типичное для того времени восстание, случившееся осенью 1918 года в Рязанской губернии:

«1 ноября в г. Михайлове мобилизованные и проходившие военное обучение крестьяне, захватив оружие, разошлись по уезду, громя Советы и комбеды, отказывающиеся присоединиться к восставшим. Арестованных советских работников собрали в школе на станции Виденки и готовили над ними расправу. Советы Михайловского уезда присоединились к восставшим. Средние крестьяне и беднота во многих местах поддержали выступление мобилизованных. В Плахинской волости возглавил штаб восстания председатель волсовета Туманов, а его помощниками были матрос-дезертир из Кронштадта Никитин и местный дьякон (какое трогательное единение власти, церкви и армии — вы не находите? — Е. П.). В селах Ижевском, Новом и Старом Киструссе штабами мятежников руководили местные военруки Мельников, Любомиров, инструктор всевобуча Тарасов, учитель Ракчеев, левые эсеры Гутков и Макшин, бывшие офицеры Чельков, Николаев, Алексеев. Общее руководство осуществлял штабс-капитан Голубкин. На 12 ноября в восстание было втянуто 20 волостей уезда. Отряд уездного Совета был разбит повстанцами в первые же дни. Город Михайлов был окружен многотысячными толпами крестьян, вооруженных вилами и топорами»[102].