Книга Влюбленные - Сандра Браун

Еще через полчаса Амелия не выдержала и позвонила Стеф, но ее звонок попал прямиком на «голосовую почту». Связи не было, шторм продолжал бушевать с неослабевающей силой, и Амелия испытала первый приступ беспокойства. Занервничали и дети — не столько из-за того, что она ошиблась с выбором сказки, столько из-за того, что интуитивно почувствовали, угадали ее страх. Она тщетно пыталась придумать, как ей еще развлечь детей, когда услышала, как хлопнула парадная дверь и по кухне пронесся порыв ветра.

— Ну, слава богу! — выдохнула Амелия и добавила громче: — Стеф, это ты?

Но в кухню, пригибаясь и роняя на пол капли воды, вошла вовсе не няня.

— Доусон? Что ты тут делаешь?! — удивленно воскликнула она.

В ту же секунду Хантер и Грант, которые секунду назад отчаянно боролись за место у нее на коленях, спрыгнули на пол и бросились навстречу соседу. Дети так крепко обняли его за ноги, что Доусон был вынужден остановиться. Глядя на Амелию, он сказал:

— Я ехал домой и увидел, что у вас темно. А почему парадная дверь не заперта?

Амелия хотела что-то промямлить в оправдание, но ее опередил Хантер. Потянув Доусона за подол рубахи, чтобы привлечь его внимание, он сообщил:

— У нас погасло лектричество, и Грант испугался. А я совсем не испугался, потому что я уже большой. Где ты был? Мне попал в глаз песок, но мама его уже вытащила. А еще я нарисовал тебе картинку.

Грант, не желая оставаться в стороне, трещал без умолку, что ему очень нравится свет свечи, потому что «огонек качается, как будто дом тоже качается». Свои слова он сопроводил соответствующими движениями рук, и Доусон серьезно кивнул.

— Мама сказала, — вновь вступил Хантер, — что, если мы ляжем в постель и закроем глаза, мы и не заметим, что вокруг совсем темно. Но я думаю — мы все равно будем знать, что в доме темно, правда?

— А еще мама сказала, что, если мы не перестанем ныть, она утопится в ванне, — добавил Грант. — Но она просто шутила. Мама в ванне просто не поместится!

— Безусловно. — Доусон улыбнулся и снова посмотрел на Амелию, которая поднялась ему навстречу. Она нахмурилась, но по сияющим глазам было видно, что испытывала огромное облегчение и радость от его прихода — в чем себя и упрекала сейчас.

— Спасибо, что заглянул, — проговорила она несколько скованно. — У нас все в порядке. Мы как раз собирались ложиться спать, но сначала надо дождаться Стеф. Она поехала в поселок за кое-какими припасами.

— Я только что из поселка, — ответил Доусон. — И я сомневаюсь, что ваша Стеф вернется в ближайшее время — разве только к утру. Свет погас на всем острове, а резервные генераторы есть только в баре «У Микки» и в универмаге. Люди ринулись туда за продуктами, за свечами и за батарейками, так что Стеф в любом случае застрянет там надолго. Да и по дороге уже сейчас не очень-то проедешь, а дальше будет только хуже.

— Я пыталась ей дозвониться, но…

— Мобильная связь на острове не работает.

— Ты сказал — по дороге не проехать? Что случилось?

— Приливной бассейн[23]вышел из берегов и затопил шоссе.

— Он обычно переполняется только при сильных дождях.

— Ну вот, как раз сегодня один из таких дождей.

— Как это неудачно… — Амелия покачала головой, потом с подозрением посмотрела на него. — А ты как проехал?

Прежде чем ответить, Доусон немного помешкал.

— Мне потребовались вся моя решимость и мужество, чтобы совершить этот подвиг.

Он делал вид, что шутит, но Амелия поняла, что он и в самом деле сильно рисковал, и почувствовала, как от беспокойства у нее засосало под ложечкой.

— Что ж, — медленно проговорила она, — в таком случае я вдвойне благодарна тебе за… за заботу. К счастью, у нас все более или менее нормально, вот только батарейки в фонаре сели. У тебя, случайно, нет лишних?

— Батареек у меня нет, — сказал он, — зато у меня есть кое-что получше. Мой дом тоже оборудован электрогенератором. Я обнаружил его в списке «дополнительных удобств», который мне вручили в риелторской конторе вместе с ключами. Если прекращается подача электричества, он включается автоматически и питает холодильник, плиту и пару розеток… — Тут Доусон посмотрел на оплывший свечной огарок на столе, покосился на молчащий холодильник и холодную плиту. — Стеф вернется не раньше утра, — повторил он. — Даже если ей удалось купить все необходимое, ехать ночью просто опасно. Конечно, человек может прожить на хлебе, воде и чипсах куда дольше, чем одну ночь, но я думаю — детям это вряд ли полезно.

Амелия с беспокойством переступила с ноги на ногу.

— К чему ты клонишь?

— Я думаю, ты уже догадалась.

Она действительно догадалась, и сейчас решительно покачала головой:

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что. Во-первых, мне не хочется тебя стеснять…

— Вы меня не потревожите, не стесните и не смутите. Что за бред! Мой дом гораздо больше, чем ваш, и там полно свободных комнат. Белье и все необходимое тоже есть — фирма об этом позаботилась. Они там, вероятно, надеялись, что у меня каждый день будут гостить большие компании, которые в конце месяца сожгут дом, и тогда они смогут слупить с меня солидную компенсацию за ущерб… — Доусон усмехнулся, потом снова стал серьезен. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом Амелия решилась.

— Но это не главная причина… — начала она.

— Да. Я знаю, что на самом деле мешает тебе переехать. Вчерашний вечер. То, что случилось перед самым моим уходом.

Амелия кивнула.

— Насчет этого можешь не беспокоиться.

— А мне кажется, что…

— Возможно, тебе кажется правильно, но, на мой взгляд, у тебя сейчас есть проблемы поважнее, чем… чем вчерашнее недоразумение. Думаю, мне не надо их перечислять, не так ли? Или ты действительно настолько безрассудна, что готова остаться в темном доме одна, с двумя маленькими детьми?

— Мам, о чем это говорит дядя Доусон? Он тоже боится грозы?

Амелия вздрогнула и посмотрела на своего старшего сына. Она часто забывала, насколько он чувствителен. Хантер подчас даже не нуждался в словах или каких-то визуальных признаках, чтобы определить ее состояние. Как хороший радиоприемник, он с легкостью улавливал исходящие от нее волны беспокойства, страха или наоборот — радости. Вот и сейчас мальчик сразу почувствовал напряжение, возникшее между матерью и Доусоном, но, не понимая его подлинной природы, приписал действию внешних обстоятельств. Увидев складочки недоумения у него на лбу и тревожный взгляд, Амелия сдалась.