Книга В Париж на поминки - Назим Зейналлы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
− Осторожно, шею свернёшь. Половой активист!
Фуад не придав значения моим словам, продолжил:
− Думаю, потише, чем в Лувре…Там шумно как на большом восточном базаре, все носятся с фотоаппаратами, снимают всё, что видят, и всё это сопровождается криком и топотом, − затем повернулся в мою сторону, приложил руку к голове и продолжил. − Ор стоял страшный.
И действительно, галерея находилась недалеко, в весёлом, ярко раскрашенном здании. Я сел в просторном вестибюле на обитую красным бархатом скамью, книгу положил на колени, потянулся и несколько раз зевнул.
− Здесь хорошо, тихо и тепло.
− Идём, увидишь много интересного.
− Ты иди, художник, я подожду звонка Октая, − опустил голову, почувствовал, как глаза закрываются.
Когда открыл глаза, надо мной стояла высокая пожилая женщина в очках и трясла за плечо:
− Молодой человек, здесь спать нельзя. Лучше поднялись бы, посмотрели картины, много интересного, − строго сказала она.
− Конечно. Извините, друга жду. В другой раз обязательно посмотрю, − и оправдываясь, добавил. − Сильно устал.
Нахмурившись, она строго и внимательно посмотрела.
− Не положено…спать, − немного поворчав себе под нос, добавила. − Спать идите домой.
− Домой не идти, лететь нужно. Больше двух тысяч километров, − и махнул рукой в сторону двери. − А спать хочется и ещё душ принять, побриться.
−Тогда вон идите за ту колону, а то прямо на виду у всех.
Кивнул и плавно засыпая, успел пробормотать:
− Спасибо.
Прислонившись головой к кирпичной колонне, я спал сидя на красном бархате и прикрыв лицо рекламным проспектом, пока не прозвенел мобильник.
− Вы где? − спросил Октай.
− В картинной галерее, − прошептал я.
В телефоне наступила продолжительная тишина, затем раздался смех:
− Шутите?
− Нет, на полном серьёзе, называется Третьяковская галерея. В проспекте написано «здесь лучшие картины русских художников».
− Как ты туда попал? Хорошо, верю. Тебя, наверное, Фуад туда заманил? Мы подъедем через полчаса. Выходите на угол Большой Ордынки.
− Договорились. Ты наши листки просмотрел?
− Сверяют, мне сейчас должны принести.
Я встал, оставил книгу в гардеробе и сонный побрёл искать по многочисленным залам Фуада. Нашёл его сидящим лицом к небольшой картине, быстро подошёл сзади и встал:
− Что за картина?
Он молчал, тогда я опустил руку ему на плечо, пригнувшись, прочитал название картины − “Пробуждение”. Затем, наклонив голову в бок и заглянув ему в лицо, вежливо произнёс:
− Ты что, заснул?
Никакой реакции, только когда прошло несколько минут, он, не отрывая глаз от картины, сказал:
− Малик…
Прошло по крайнеё мере ещё несколько минут, прежде чем он снова заговорил:
− Сядь, сядь рядом. Посмотри на это и скажи, что ты думаешь.
− Маленькая тёмная картина в хорошей рамке.
Поднял глаза, посмотрел на меня и сказал:
− Нет, ты не так. Сядь и по другому взгляни, попытайся понять.
Я присел и несколько минут разглядывал её, затем повернулся и зевнул:
− И чего глядеть. Сколько не смотрю, всё та же тёмная картина.
− Нет, ты погляди, скоро над водой должны появиться первые лучи, это зарождение нового дня. Ты же должен чувствовать появление солнца?!
− Фофа, я посидел бы рядом с тобой пару часов, пока не появится солнце, но Октай ждёт нас внизу, − тихо сказал я, не отрывая взгляда от картины.
− Где?
− Где-то рядом, на Ордынке.
Фуад нехотя встал, и мы через зал пошли к выходу. Около одной из картин я остановился и указал рукой:
− Гляди, вот это понимаю, большая картина с сюжетом, где есть люди с оружием, лошади. Красиво.
Фуад кивнул, мельком взглянул на картину и с сочувствием посмотрел на меня. Мы пошли дальше к выходу, обгоняя людей. Фуад сосредоточенно о чём-то думал и неожиданно произнёс такое, от чего я остановился и застыл:
− Я скучаю по Юсико, − с дрожью в голосе произнёс он.
Я удивлённо поднял брови, выпучил глаза и ели сдержал себя, чтобы не засмеяться:
− Хорошенькое дельце.
Фуад быстро зашагал.
− А я думал, ты уже её забыл. Посмотри на меня.
Фуад продолжал молчать, отвернувшись в сторону.
− Как приедем в Баку, напишем ей. Ты не потерял её координаты?
Фуад на ходу быстро начал шарить по карманам пиджака и найдя лист, исписанный иероглифами, энергично закивал головой:
− Сразу как приедем. Ты мне поможешь? − спросил он сиплым голосом.
− Можно и не сразу. Юсико, может, и не вернулась ещё к себе.
− Нет, они вчера должны были вылететь из Марселя.
− Она спит, наверное, после перелёта, − в ответ засмеялся я и добавил. − Как приедем, напишем. Обещаю!
Забрав книгу и кейс из гардероба, мы вышли на улицу и попали под проливной дождь. Тёмно-синий «седан» Октая стоял с включённым мотором, рядом с решётчатым ограждением, из окна кричал и махал рукой наш друг. Мы быстро перебежали двор и мокрые залетели в открытую дверь машины.
− Привет, − было первое, что мы услышали. − Дайте я вас расцелую.
Почти не изменились, такие же…небритые и затейники, — затем отодвинулся и внимательно посмотрел на нас.− Вы, что, в Париже бомжевали?
− Сумку с туалетными принадлежностями в день приезда забыли в отеле…
− Запах приключений и далёких стран, − сказал он с завистью. − Хорошо, молчите. Приедем, расскажете. Куда, Домодедово или Шереметьево?
− Нет, лучше Домодедово.
− У вас, как я понял, обратного билета нет. Нашей авиакомпанией полетите.
Мы, разумеется, не замолчали. Мокрые, грязные, небритые и с красными от невысыпания глазами, всю дорогу до аэропорта, с криком перебивая друг друга, вспоминали дни нашей шумной молодости.
Домодедово был весь в строительных лесах. Я обвёл его взглядом и ахнул:
− И этот кошмар ваш аэропорт?
− Его сейчас переделывают. Скоро должны закончить. На втором этаже − ресторан азербайджанской кухни ”Старый город”, на первом этаже японский. Куда пойдём?