Книга Браззавиль-бич - Уильям Бойд

А я? Что надела на себя доктор Хоуп Клиавотер? Я все продумала. Я у нас была серьезной девочкой, старостой класса, капитаном школьной команды по плаванью, чей сплошной непрозрачный черный купальник не выдавал — как я надеялась — ничего.

Погода была прекрасная, лишь легкая дымка замутняла безупречную голубизну небосклона. Партия в бридж закончилась, мы уселись кружком, мы развалились; мы поглощали ленч. Нам подали жареного цыпленка, крупных пресноводных креветок, жареный подорожник, печеный сладкий картофель, массу помидоров, нарезанных с луком, и какие-то редкостные салатные листья. Уйму фруктов и огромное количество пива.

После ленча мы снова загорали. Как и обещала, я попыталась научить Тоширо плавать, но он отказывался погружать голову в воду, и через десять минут я сдалась.

Я снова принялась за чтение, но меня отвлек вид Маллабара, который мазался загарным кремом. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь делал это столь тщательно. Он покрывал кремом каждый доступный для обозрения дюйм своего тела, втирал его между пальцами ног и в тыльные стороны кистей. Потом он попросил Джингу намазать ему спину, но она отказалась: она читала и не хотела, чтобы руки у нее стали жирными.

— Попроси Роберту, — сказала она. — Попроси Хоуп.

Маллабар обернулся, подняв брови, вопросительно посмотрел на меня. Он прочел ответ у меня на лице и окликнул Роберту.

— Роберта! Вы меня не выручите?

Не было еще на свете спины, которую натирали бы так прилежно и долго. Маллабар лежал на своем полотенце, лицом вниз, глаза закрыты, а бледная пухлая Роберта, склонившись над ним, втирала крем в кожу, массировала спину, водила руками взад и вперед, взад и вперед.

Я подошла к Яну Вайлю, который по-прежнему сидел под зонтиком и читал. Перед ним на низком столике стояло полдюжины бутылок из-под пива. Я села на краешек его шезлонга. Он отодвинул ноги, чтобы дать мне больше места.

— Привет, — сказал он.

— Как жизнь?

— Неплохо. Как у вас?

— У меня тоже. На самом деле я сегодня действительно получаю удовольствие.

— И я: мне все-таки удалось слегка надраться этим слабым пивом. — Он показал мне книжку. — Читали?

— Нет. Только после вас.

— Она ничего себе.

— Кстати о книгах, — я сделала паузу. — Как дела у Роберты с гранками?

— По-моему, она скоро закончит.

— А вы их читали?

Он слегка покраснел. «Нет, мне не разрешается. Юджин пока не хочет. И — вы же знаете Роберту…»

— Разумеется. Нет, на самом деле, я могу это все понять, — мысленно я спросила себя, видел ли он, как Роберта мазала кремом своего господина, как ее белые руки наглаживали его смуглую спину.

Я отвернулась и стала смотреть на Хаузера, который по бетону опять пошлепал к вышке. Один раз ты уже пошутил, мысленно сказала я, второй раз нам так смешно не будет.

— Как вы думаете, — лениво спросил Вайль, — как вы думаете, что делают сейчас наши шимпи? Когда мы за ними не смотрим?

Я чуть было автоматически не ответила на этот праздный вопрос: убивают друг друга. Но спохватилась. Хаузер уже взобрался на самый верх и теперь — чемпион до мозга костей — торжественно шествовал на край трамплина, набрав воздуха в легкие, широко раскинул руки.

— Опять то же самое, — сказала я усталым тоном. И бросила Вайлю: — Увидимся.

Я медленно пошла к своему шезлонгу, следя глазами за пантомимой Хаузера.

Хаузер взметнулся в воздух — почти взлетел — безупречный прыжок «ласточкой»: на мгновение — в горизонтальном положении, потом, контролируя полет, свел руки, зажав голову между ними, отточенным сильным движением вскинул вверх бочкообразные ноги строго вертикально и чисто, почти без всплеска, вошел в воду. Она вскипела множеством пузырьков.

— Боже правый, — произнесла я, удивленная, обманутая в своих ожиданиях, и зааплодировала вместе со всеми. Хаузер вынырнул и помахал рукой.

Я вернулась к своему шезлонгу и сняла темные очки. Я увидела, что повара уже убрали почти все принадлежности для барбекю. Угли ссыпали в срезанную до половины цистерну из-под горючего, которая использовалась как гриль, теперь ее уносили, чтобы куда-то вытряхнуть. Кухонный мальчик упаковывал пластиковые ножи, тарелки и вилки в ящик из-под апельсинов.

Я подошла к бассейну и спустилась по хромированной лесенке в бирюзовую воду. Я оттолкнулась и нырнула. Скользя под водой, я открыла глаза и сразу почувствовала, как их щиплет хлорка. Я проплыла еще немного, вынырнула и вышла из бассейна. Глаза у меня жгло и резало. Когда я вытиралась, я закрыла их и сильно потерла веки полотенцем. Я надела темные очки и собрала вещи.

— Юджин, — обратилась я к Маллабару, который грелся на солнышке. Он повернулся ко мне и, выставив локоть, прикрыл от солнца глаза рукой. — Я поеду обратно с поварами. Хлорка меня доконала.

Он встал. Я сняла очки и продемонстрировала ему, что ущерб налицо.

— Ох, — сказал он. — Я же вас предупреждал.

— Я не подумала.

— Промойте глаза молоком, — вмешалась Джинга. — Через пару часов станет легче.

Я последовала ее совету. Когда мы вернулись в лагерь, я промыла свои слипающиеся от боли глаза слабым раствором сухого молока. Через десять минут мир вокруг меня все еще расплывался, но я могла смотреть на него уже без боли.

Я в одиночестве стояла посреди Главной улицы и размышляла. Было около пяти вечера, и, по моим прикидкам, я опередила коллег часа на два. Было странно знать, что я единственный человек в лагере, тени становились длиннее, из кухни и столовой не доносилось привычных звуков. Я стояла напротив Хаузеровой лаборатории, слева от меня было огромное дерево, а позади него, за поворотом дороги, моя по-прежнему не починенная палатка. Направо, наискосок от меня, в просвете между нимовым деревом и зарослями красного жасмина виднелись пурпурные бугенвилеи, поднимавшиеся по стене бунгало, где жили Вайли. Я еще раз быстро оглянулась и зашагала туда.

Входная дверь была открыта мы никогда не запирали своих домов. Я распахнула ее и вошла в гостиную. Она была прибранная и аккуратная, даже бумаги на письменном столе лежали стопками, тетради и блокноты стояли на полках. Почему-то у меня не было и тени сомнения, что здесь Роберта гранки держать не станет. Я прошла в спальню. Она была просто обставлена, пахла свежестью и какой-то парфюмерией. На постели лежало яркое, в мексиканском духе, покрывало, рядом с ней на столе стояла ваза с цинниями. Одежда висела в некрасивом, застегнутом на молнию пластиковом чехле, украшенном стилизованными изображениями рыб и раковин. Под окном вдоль стены стоял ряд коробок и чемоданов. Я заглянула во все: бумаги, старые журналы, полевые и сводные. Один чемодан был заперт. Я заглянула под кровать. Я расстегнула молнию пластикового гардероба. Гранок и близко не было.

Я вернулась в гостиную и осмотрела ящики письменного стола — ничего. Я начала чувствовать себя дурой: если гранки в доме, она непременно должна держать их под замком. Но насколько я понимала ситуацию, она могла ежедневно брать их у Маллабара и приносить обратно. Я спросила себя, хватит ли у меня времени — и храбрости тоже — чтобы войти в его дом.