Книга Побег куманики - Лена Элтанг

Куда ты торопился, мальчик мой?

И — ради всего святого — зачем ты это сделал?

Ждать твоих объяснений по почте я не могу, позвони мне вечером! В обратном случае я прилечу в Зальцбург первым же рейсом завтра к полудню.

Й.

МОРАС

март, 19

солнце окривело и стало месяцем, когда на глаз ему прыгнула сердитая лягушка, его нелюбимая жена, — это если верить американским индейцам, а с чего бы им врать? это еще что, сыну месяца женщина-змея заползла в анус, за то, что он ее терпеть не мог, так и умер с нелюбимым телом в заднице, вот это я понимаю — плата за равнодушие

это вам не простудный deinen Mund an meinen Mund с земляничным сиропом, говорит фиона, она никого не любит, ее же все любят: и вечно недовольный фармацевт, и нарядный македонец, и задумчивый вдовец, и даже я, немного

март, 20

мир полон пожилых загорелых женщин и пожилых загорелых мужчин, их всегда больше, чем всех остальных, так соблюдается необходимая пропорция, а я — молодой и белокожий — знай держу клюв по ветру, как тот мертвый зимородок на шнурке из короля лира, или это был кристофер марло? когда я болел, разные люди говорили мне о втором морасе, которого они любили меньше, чем меня, хотя не исключено, что другие разные люди любили больше того, второго мораса, и тоже говорили ему об этом

жаль, что я выздоровел и не успел с ним познакомиться

март, 21

вчера фиона положила руку мне на колено, и я насторожился

весь этот худосочный брайль телесной любви — лишь повод к печали и убийственной настороженности

но ведь надо попробовать, говорит она

думаю, что она уже пробовала с йонатаном или профессором

странно, должно быть, трогать женщину, понимая, что ее уже трогал кто-то другой

и уши ее так же просвечивали розовым на слабом мартовском солнце, и кровь насыщала ткани и раскачивала сосуды, как алый лунный прилив раскачивает землю, и все такое прочее, да? не хочу — tous les excuse sont bons[70]

ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ

20 марта

Так. Пришел ответ из архива, где работает профессор Форж.

Поразительно небрежные люди! Даже не потрудились сделать копию с рукописи, которой я интересовалась.

Некий др. С.Ф. Майзель в невыносимо снисходительной манере объясняет мне, что такого рода справки о служащих архив давать не уполномочен.

И что, мол, если меня интересует вся работа, находящаяся в данный момент на столе уважаемого др. Форжа, известного эксперта-медиевиста — посмотреть медиевиста в словаре! — то он хотел бы видеть официальное обвинение, предъявленное его коллеге, причем не за подписью младшего помощника инспектора, а заверенное как минимум начальником полиции.

Интересно, кого он представляет в роли как максимум'?

Апостола Петра с ключами от неба?

Пришло письмо из Сент-Морица — да уж, лучше поздно, чем никогда.

Франсуа из галереи с непроизносимым названием пишет, что Эжен Лева по счастливой случайности стал владельцем редкого собрания фотографий — это я, положим, и без него знаю — и намеревался их продать как можно быстрее.

Вот это уже новость. Фотографии, присланные в галерею, где работает означенный Франсуа, были им отправлены назад в Бордо специальной почтой и пропасть не могли. Ага, это тот самый конверт с пузырьками из квартиры Лева в районе Сен-Пьер.

Еще он пишет, что стоимость фотографий довольно велика, хотя это зависит от аукциона, скорости продажи, количества дублей и еще какой-то профессиональной ерунды.

Выходит, они достались жене — Лилиан Лева.

И она собирается демонстрировать их публике, нимало не стесняясь? Но ведь попасть к ней они могли только путем кражи? Вопрос: до или после гибели Эжена Л.?

Полные потемки: месье Лева ворует чашу, которую, как утверждает доктор Расселл, и так отдали ему на хранение. Мадам Лева ворует фотографии, которые, безо всякого сомнения, достались бы ей и так — по наследству. Муж и жена — одна сатана, сказала бы моя Вероника.

Я, впрочем, тоже так думаю.

В то же время профессор Форж говорит, что в кенотафе — прекрасное словечко, надо запомнить — не было найдено ни одного мало-мальски интересного предмета.

Может ли почтенный ученый хладнокровно врать полиции?

Еще как может.

27 марта

Ну вот, я оказалась права! С этими археологами все не так просто, как утверждает дядя Джеймисон!

Прошлой ночью доктор экспедиции покончил с собой.

То есть это инспектор Аккройд так думает.

Мне же совершенно ясно, что это третье убийство в деле археологов, осталось только собрать ускользающие факты и разобраться в смысле всех совпадений.

Между тем камраду Аккройду отдали мое дело, теперь его сочли слишком серьезным для младшего помощника старшего инспектора, но я не намерена расслабляться, несмотря на настойчивые Аккройдовы советы. Пока Медленный Эл вникнет во все обстоятельства, я успею разоблачить злодейство, тем более что в конце археологического туннеля уже мерещится свет.

Доктор Йорк был убит хитроумнейшим способом, такого не найдешь даже в учебнике криминалистики: его закрыли в комнате, где камин топился ветками белого олеандра, вот ведь ядовитая дрянь!

Этих кустов полным-полно в гостиничном саду, как у них еще все садовники не умерли, не понимаю. Горничная утверждает, что Йорк провел в номере весь вечер, два раза заказывал в номер ром, первый раз дал слишком щедрые чаевые гарсону, а во второй раз не открыл, и парню пришлось поставить поднос под дверью.

Поднос с бутылкой и засохшим лимоном на тарелочке так и стоял в коридоре, когда вызвали полицию. Подлый Аккройд мне даже не позвонил, и я приехала полчаса спустя, когда тело доктора уже забрали, а инспектор ползал с умным видом по комнате, где еще пахло сладковатым дымком. Окна были нараспашку, и в номере гулял зимний ветер с моря.

Золу из камина выгребли, зачем-то сняли постельное белье и тоже увезли, на голом цветастом матрасе явственно виднелось черное пятно крови в форме каракатицы.

— Старая кровь! — усмехнулся Аккройд, поймав мой взгляд. — Какой-то девственнице здесь открыли ворота в рай!

Что, черт побери, он этим хотел сказать?

Без даты

За телом Йонатана Йорка никто не приехал, и его похоронили за государственный счет на кладбище Аддолората.

Если я умру когда-нибудь в чужой стране, пусть меня сожгут. А пепел развеют над морем. А если там не будет моря, то над рекой или прудом, пруды-то везде есть.