Книга Алиби - Сандра Браун

— Имена не имеют никакого особенного значения, не так ли ? Во всяком случае, когда встречаются два приятных друг другу человека, — сказала она, и Хэммонд с ней согласился. Он даже процитировал несколько строк из “Ромео и Джульетты”, которые помнил еще со времен учебы в старшем классе.

— “Что в имени тебе моем?..” — начал он с пафосом, принимая приличествующую случаю театральную позу. Она внимательно выслушала его и сказала:

— Неплохо, неплохо… Ты никогда не думал о том, чтобы это опубликовать?

— Думал, — вздохнул он. — Но сомневаюсь, что это можно будет продать.

Они еще несколько раз шутили подобным образом: он спрашивал ее имя, а она, смеясь, отказывалась отвечать, но все это было не всерьез. Имена им действительно были не нужны. Анонимность была приманкой, еще одним дополнительным соблазном, возбуждавшим их фантазию и придававшим приключению дополнительную остроту. Хэммонд, во всяком случае, не видел в этом ничего дурного.

Но как теперь выяснилось, Юджин Кэрти знала его имя, знала с самого начала. И встреча их была неслучайной. Юджин зашла в этот ресторан вовсе не потому, что ей захотелось потанцевать. Все было запланировано таким образом, чтобы наверняка скомпрометировать либо самого Хэммонда, либо прокуратуру в целом.

Как будут развиваться события дальше, он даже представить себе не мог. Одно было ясно: того, что он уже совершил, более чем достаточно, чтобы погубить его карьеру. Любой, даже слабый намек на скандал, и он может попрощаться и с делом Петтиджона, и с надеждой в ближайшее время занять кресло прокурора округа.

Склонившись к столу, Хэммонд снова закрыл лицо руками. “Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой”, — подумалось ему. Расхожее клише, однако оно подходило к случаю как нельзя лучше. Фантастический вечер с самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо встречал, обернулся ловушкой, и теперь он барахтался в силках, петли которых затягивались все туже и туже.

Каким же он был идиотом, что не заметил подвоха! Не было никакого смысла обвинять во всем Юджин или Петтиджона, если, паче чаяния, доктор Кэрти была его союзницей. Это его собственная глупость и неосторожность привели к тому, что он угодил в капкан обеими ногами. И ведь уловка-то была самая старая и самая примитивная из всех, которые человечество когда-либо знало — нужно было ослепнуть, чтобы ее не заметить.

Однако справедливости ради стоило признать, что ловушка, в которую он попал, была, при всем прочем, одной из самых надежных. На протяжении всей истории похоть не раз разрушала империи и ниспровергала богов. Секс был приманкой эффективной и безотказной, и, как теперь выяснилось, Хэммонд оказался ничем не лучше королей и героев, готовых отдать все царство или последнюю кольчугу за одну ночь с приглянувшейся красавицей.

Ах, если бы дело было только в глупости! Но ведь если воспользоваться сухим языком юридических уложений, речь шла, как минимум, о “препятствованию правосудию”. И Хэммонд понимал это, как никто другой.

Тогда почему он не признался Смайлоу и Стефи, что знает женщину, которую Эндикотт нарисовала в своем блокноте?

Потому, объяснил он себе сейчас, что Юджин Кэрти могла быть ни в чем не виновата. Кроме того, этот Джон Дэниэлс мог ошибиться, например — после близкого знакомства с “Джеком Дэниэлсом”. Даже если он действительно видел Юджин в отеле, вопрос времени оставался решающим. Хэммонд точно знал, во сколько она появилась в ресторане. Учитывая расстояние, которое ей необходимо было преодолеть, чтобы попасть туда, — плюс неизбежные в это время суток пробки на улицах, — получалось, что она должна была выйти из отеля не позднее семнадцати пятнадцати. И если коронер установит, что смерть Петтиджона наступила после этого срока, у Юджин будет алиби.

"Неплохая мысль, Кросс, — подумал он. — Жаль, она не пришла тебе в голову раньше”.

И все же Хэммонд знал, что ни при каких обстоятельствах не назвал бы Смайлоу имени Юджин Кэрти.

Он понял это, еще когда, бросив взгляд на незаконченный портрет в блокноте Мэри Эндикотт, с замиранием сердца узнал свою таинственную гостью. Одного воспоминания об этом бесконечно прекрасном лице, которое он видел так близко, на соседней подушке, оказалось достаточно, чтобы принять решение. Он не опознает ее и не назовет ее имени, пока… Пока что? Хэммонд и сам этого не знал, как не знал в точности, зачем и почему он это делает, ради чего нарушает все правила и принципы, которые прежде считал фундаментом своего бытия. Больше всего его, однако, пугало, что это нарушение было вполне сознательным. Он преднамеренно скрыл важную информацию, имевшую непосредственное отношение к расследованию убийства, и последствия подобного поступка могли быть более чем серьезными.

И тем не менее он вовсе не собирался бежать к Смайлоу или Стефи с саморазоблачением.

Кто-то громко постучал в дверь кабинета. Прежде чем Хэммонд успел поднять голову, дверь отворилась, в кабинет вошел — почти ворвался — его отец, и гневные слова замерли на кончике языка Хэммонда.

— Доброе утро, Хэммонд!

"Проклятье! — подумал он. — Его мне только не хватало!” Каждый раз в присутствии отца Хэммонд невольно старался подтянуться, мысленно производя своего рода полную инспекцию собственной боеготовности. Как он выглядит? Достаточно ли он собран и внимателен? Соответствует ли его внешний облик той высокой должности, которую он занимает? Впрочем, он надеялся, что сегодня отец не станет рассматривать его слишком пристально.

— Привет, па. — Хэммонд встал, и они пожали друг другу руки через стол. Если Престон когда-то и обнимал его, то это было так давно, что он этого не помнил.

Хэммонд взял со стола пиджак и повесил его в стенной шкаф. Поставив кейс на пол, он пригласил отца сесть в единственное во всей комнате гостевое кресло.

Престон Кросс был значительно более низким и коренастым, чем сын, однако недостаток роста нисколько не влиял на впечатление, какое он обычно производил на людей, как в толпе, так и при встрече один на один. Его от природы слегка красноватое лицо выглядело обветренным и загорелым благодаря регулярному пребыванию на открытом воздухе, ибо Кросс-старший любил гольф, теннис и парусный спорт. Когда ему исполнилось пятьдесят, его волосы поседели все сразу, словно по команде, что также добавило ему импозантности. От природы энергичный и деятельный, он никогда не позволял себе выглядеть суетливым, и это, как правило, тоже производило благоприятное впечатление на тех, с кем он общался.

Насколько было известно Хэммонду, за всю свою жизнь его отец не болел ни дня, считая это проявлением слабости. Курить он бросил лет пятнадцать назад, но до сих пор его иногда можно было видеть с сигарой в зубах, что было чистой декорацией. Забота о собственном здоровье, однако, не мешала Кроссу-старшему выпивать по три бурбона ежедневно; кроме того, он не садился обедать без бокала аперитива, что, по его глубокому убеждению, способствовало лучшему пищеварению. На сон грядущий Простои тоже выпивал пару рюмок бренди, однако алкоголиком он не был. Казалось, его кипучая энергия способна справиться со всеми разрушениями, которые производил алкоголь в его организме. В свои шестьдесят с лишним он действительно был значительно здоровее и крепче, чем большинство тридцатилетних мужчин. Женщины до сих пор были от него без ума, мужчин же он покорял силой своего характера и напором.