Книга Это было в Праге - Георгий Брянцев

— Сколько же ей лет?

Ничего не было удивительного в том, что Лоретта напомнила ему Эльвиру Эрман: у них общая профессия.

— Немного больше двадцати, — ответил Любич. — У меня с Лореттой сорвалась интересная комбинация.

— Каким образом? — полюбопытствовал Нерич.

Любич охотно рассказал. Германским посланником в Будапеште — Эрмансдорф, дипломат старой кайзеровской школы, аристократ до мозга костей. Он с иронией относится к Гитлеру и его клике и только ради карьеры скрывает свое презрение к ним и выдает себя за приверженца нацистов. Риббентроп не благоволит к Эрмансдорфу, следит за каждым его шагом и подсылает к нему своих соглядатаев. У Эрмансдорфа была молоденькая и довольно эффектная жена, всегда окруженная поклонниками; с ними она ездила в «Мулен Руж» транжирить деньги мужа. Любич строил свои планы на том, чтобы скомпрометировать жену Эрмансдорфа, войти в доверие к нему самому и крепко прибрать его к своим рукам. По поручению Любича Лоретта без особых усилий сблизилась с женой посланника, вошла к ней в дом, завоевала ее расположение и стала сопутствовать ей во всех ее развлечениях. Она свела жену посланника со вторым секретарем японской миссии в Будапеште. Но этот рыцарь из Страны восходящего солнца испортил все дело: он влюбил в себя жену Эрмансдорфа! Она бросила мужа и перебралась в дом к японцу. Скандал получил широкую огласку. Теперь германский посланник скомпрометирован окончательно и, конечно, потерял всю свою дипломатическую ценность. Риббентроп, безусловно, отделается от него.

Нерич рассмеялся. Презабавная история.

— А не перехитрили ли нас в этой авантюре немцы? — внезапно спросил он. — Может быть, они ставили задачей подсунуть своего человека к японцам?

Любич неопределенно пожал плечами: нет, он этого не думает. Впрочем, Лоретта высказывала подобную мысль.

— Белград знает об этом скандале?

— Да, я сообщил в Белград. Там опасаются за Лоретту и предложили мне отправить ее на родину.

— За чем же остановка?

— На днях выедет, хотя я не вижу в этом никакой необходимости. Вы слышали об этом шалопае, сыне Хорти? Говорят, регент частенько бьет его плеткой, но, видимо, крутые меры мало помогают. Наследник претендует на корону святого Стефана, а пока портит кровь отцу и устраивает ужасные оргии по ночам в городе. К Лоретте он благосклонен. Она бессменная участница всех его кутежей и дебошей. Если ей будет угрожать серьезная опасность, то, я уверен, сыночек Хорти ее выручит. Но я не протестую, пусть едет домой. Она нигде не пропадет.

Их разговор прервала вернувшаяся Лоретта.

Гибкая, подвижная, с живыми чертами лица, она показалась Неричу еще более красивой. Пока Лоретта готовила завтрак, Нерич не сводил с нее глаз. Как не быть благодарным Любичу за то, что он привез Нерича не в отель, а сюда, в эту уютную квартирку из трех комнат, к прелестной Лоретте!

Глава двадцать первая

1

В этот вечер Ярослав Лукаш представил Марию Дружек Червеню.

Погода стояла ненастная, мокрый снег сменился дождем. В районе, где проживал Червень, можно было встретить только одиноких прохожих.

Тщательно спрятав под лифом пачку листовок — обращение к народу Центрального комитета коммунистической партии, — Мария вышла от Червеня.

Еще сидя у него и внимательно выслушивая его указания, она решила не показываться дома, а с утра прямо идти на радиовещательную станцию, где она работала диктором. Там она надеялась найти безопасный уголок и спрятать листовки до времени, когда найдется возможность их распространить.

«Пойду к Божене и переночую у нее», — решила Мария, приближаясь к трамвайной остановке. Она накинула капюшон плаща на голову, пощупала рукой, на месте ли листовки, и стала ждать трамвая.

Как будто не было оснований бояться слежки. Но, помня наставления Червеня и Лукаша, Мария решила проехать в противоположную часть города, пересесть там на встречный трамвай, сойти с него на полпути и пешком дойти до дома на Виноградах, где жила Божена.

«Странно устроен человек, — рассуждала она, приглядываясь к людям, наполнявшим трамвай, — все как будто идет обычно, но… Что бы там ни говорили о мужестве и героизме, а если при тебе есть что-то такое, за что полиция по головке не погладит, то становится невесело». Мария благополучно проехала по намеченному маршруту и минут сорок спустя уже стояла у дверей квартиры Божены.

Только сейчас ее обожгла мысль: а не попадется ли она в ловушку, явившись на квартиру Лукаша? Ведь Ярослав скрывается, может быть его разыскивают. Не надежнее ли переночевать у себя дома?

Но она быстро отбросила эту мысль. Если бы Лукаша искали, то Божену уж давно потревожили бы. Она постучала. Тревожный голос спросил:

— Кто там?

— Я, Мария.

Дружек встряхнула и повесила на вешалку свой мокрый дождевик. Подруга обвила ее шею руками и расплакалась.

— Боже мой, сколько слез! Кто посмел тебя обидеть? — шутливо спросила Мария, но сердце ее сжалось.

— Я так рада, что ты пришла… Ты останешься ночевать? — спросила Божена, вытирая глаза.

— От радости и плачешь?

Не зная, как ей сказать о своем горе, Божена растерянно смотрела на подругу.

— Не криви душой. Я-то знаю тебя насквозь. Что случилось?

Божена тихо вымолвила:

— Милаш уехал.

— А, вот оно что, — протянула Мария, сидя на диване, и стала разглядывать подошву туфли. — Течет, негодная. Видишь, какая дырка? Надо чулки просушить. Уехал Милаш? По-моему, он правильно сделал. Каждому дорога своя родина. У тебя есть что-нибудь червячка заморить?

Божена разогрела чай. Сели к столу.

Глаза Божены были полны сердечной тоски. И это не укрылось от Марии. Она заговорила о Нериче как только могла мягко.

— Мне он понравился. В нем есть что-то, что сразу располагает, — конечно, я не о наружности говорю. Сколько ему лет?

— Двадцать семь.

— Восемь лет разницы? Ну, это почти нормально.

— Не восемь, а семь, — поправила Божена.

— Пусть будет семь. Он славный малый. Я не могу понять, почему Ярослав невзлюбил его. Вот уж никогда не думала, что у Ярослава национальные предрассудки. Если бы Милаш был немец, это другое дело. Но он же серб. Славянская кровь.

— Не знаю, не знаю… — с тоской проговорила Божена, запрокинув голову на спинку дивана. — Может быть, у отца есть веские соображения. А может быть…

— Прав он в одном: сейчас не время думать о личной жизни. Есть дела поважнее. — Мария вздохнула и, выйдя из-за стола, начала стаскивать с себя шерстяной свитер. — А мне не везет. На меня мужчины не обращают никакого внимания. Мне уже двадцать два года. Иногда задумаешься, и так обидно становится. Разве я урод? Или стара? Да нет. Посмотришь на иную девушку — ну просто крыса крысой, а от женихов отбою нет. Женихи, женихи!.. А в общем все это такая чепуха.