Книга Черный генерал - Генрих Гофман

Вскоре и там появились немцы. Полтора месяца пролежал Мурзин на больничной койке. А когда крепко стал на ноги, вместе с одним балтийским моряком бежал из больницы. Ночью выбрались они из Риги и направились на юг, к Киеву. Слышали, что там фронт стоит крепко. Новый товарищ оказался старшиной первой статьи, умел ориентироваться по звездам. Да и мужества был необыкновенного. В ночной засаде возле Бобруйска подкараулили они немецкого офицера. Отомстили фашисту за свои раны. Так появился у них пистолет. С ним стало надежнее.

Шли лесами. Однажды на одной из дорог набрели на вражеского мотоциклиста, чинившего поломавшийся мотоцикл. Прикончили и этого, вооружились его автоматом. А потом в белорусском лесу повстречали трех окруженцев во главе с майором Солнцевым. Решили идти вместе. Глубокой осенью под хутором Михайловским набрели на Ямпольский партизанский отряд. Командир отряда, бывший секретарь райкома Гнебеда, и комисcap Красняк приняли всех пятерых в свою боевую семью. Там и провоевал Мурзин до конца сорок второго года.

Воевал бы и дольше, но в тяжелом, кровопролитном бою под городом Глуховом был ранен в левую ногу. Рана оказалась серьезной, потому и вывезли самолетом на Большую землю. До лета сорок третьего провалялся в московском госпитале. А когда поправился, откомандировали в распоряжение штаба партизанского движения.

В августе вместе с московской разведчицей Ольгой забросили в Донбасс под Макеевку. Приказали связаться с подпольной организацией города Шахты. Там в ту пору готовилось восстание в тылу гитлеровских войск. Мурзину надлежало командовать Рутченковской подпольной организацией. Задание это он выполнил. Отыскал в Шахтах товарища Шведова – руководителя Шахтинского подполья. Стал вести боевую работу в поселке Рутченково.

Устраивали побеги военнопленным, взорвали два склада с боеприпасами, а однажды ночью вырезали шесть метров подземного телефонного кабеля, который связывал ставку Гитлера с командованием группы армий «Юг». Переполох был страшный. Немцы расстреляли двадцать заложников, но так и не напали на след подпольщиков.

По заданию товарища Шведова Мурзин связался с солдатами двух власовских батальонов, готовил их восстание и переход на сторону Красной Армии. Все было предусмотрено. С началом наступления советских войск оба «добровольческих» батальона подняли восстание и сдались нашей армии. С ликованием встретила донбасская земля своих освободителей. Но война продолжалась. И Мурзин получил новое боевое задание.

Во главе группы из восьми человек его забросили во вражеский тыл под Одессу. В тяжелейших условиях оккупации создал он мощный партизанский отряд. Громил в Молдавии мелкие вражеские гарнизоны, вершил суд над предателями Родины, взрывал мосты и военные склады, устанавливал Советскую власть в населенных пунктах. Словом, делал все, что было в его силах, чтобы приблизить час нашей победы. А теперь вот в Чехословакии…

В памяти возникали то суровые, то радостные лица боевых друзей, костры на лесных привалах, лихие засады, после которых враги недосчитывались десятков, а то и сотен своих солдат и офицеров. Нет, не зря бродил он по тылам гитлеровской армии, не зря проливал свою кровь, терпел лишения. В победах советских войск есть небольшая крупица и его заслуг. А когда-нибудь настанет долгожданный день окончательной победы. Он придет обязательно!

Мурзин представил, каким праздничным будет этот день великой победы, и с грустью подумал о себе. «Так нет же, – твердо решил он, поглаживая холодную сталь пистолета, – застрелиться никогда не поздно. Если уж суждено погибнуть, так прихвачу с собой еще нескольких гадов. В автомате есть половина диска. Шестнадцать патронов в двух пистолетных обоймах. С таким арсеналом еще можно воевать. Только бы не потерять сознания, только бы немцы не застигли врасплох».

С этими мыслями он заснул. Спал долго. Проснулся от удушья. В тесной яме почти не было воздуха. Мурзин приоткрыл глаза и не увидел ни единого проблеска света. Думая, что еще ночь, он поднял вытянутую руку, попытался раздвинуть наваленные сверху ветви и листья. Пальцы вонзились в холодный и липкий снег. Слой снега оказался довольно толстым. Несколько минут орудовал он дулом автомата, пока проделал небольшое отверстие над головой. В него хлынул яркий дневной свет. Дышать стало легче. В лесу было тихо.

Весь день пролежал Мурзин, поджидая лесников. Время от времени он брал пригоршню снега и съедал его, чтобы утолить жажду. Но ни Ян Ткач, ни Кржановский не появлялись. Не пришли они и на второй, и на третий день. Откуда мог знать Мурзин, что все окрестные леса кишели карателями. Немецкие части, отведенные с фронта для отдыха, по приказу Карла Германа Франка прочесывали весь партизанский район. И Ян Ткач боялся оставить след на снегу, по которому немцы смогли бы обнаружить убежище партизанского командира.

С каждым днем Мурзину становилось хуже. Простреленная нога распухла и посинела. Раны все больше и больше наливались гноем. На память часто приходило страшное слово «гангрена», слышанное от врачей еще в московском госпитале. Тогда большинство смертельных исходов медики объясняли этим словом. И Мурзин понял, что сейчас он сам хозяин своей судьбы. Рассчитывать на чью-либо помощь было бессмысленно, и, доедая последний кусочек черствого хлеба – остаток запасов, оставленных лесниками, он решился на отчаянный шаг.

Разбив стекло ручного компаса, выбрал самый острый осколок. Этим нехитрым инструментом вскрыл себе рану и стал осторожно выскребать гной. От боли тело покрылось испариной, по лицу заструился пот. Но сознание работало четко. Он очистил раны от гноя, насухо вытер их носовым платком и вновь обернул тряпками. К вечеру стало легче, боль поутихла, и он повторил операцию.

Голодный и обессиленный, дважды проделал он то же самое и на следующий день. Это был пятый день его одиночества. В голове все настойчивее возникала мысль о самоубийстве. И вдруг его слух, привыкший к шорохам леса, уловил чьи-то шаги. Мурзин схватил автомат, приготовил его к стрельбе. Но тут же узнал знакомый голос лесника. Это был Ян Ткач. Он принес две овчины, сало, хлеб, колбасу, горячий чай в термосе.

Лесник долго рассказывал Мурзину, как свирепствуют немцы в округе. Перечислял повешенных, сожженные села. Сокрушенно покачивая головой, говорил о расстрелах подпольщиков и заложников. Объяснил, почему так долго не приходил.

С величайшей осторожностью подсунул, он под Мурзина одну из овнин. А когда тот удобно расположился на ней, прикрыл его второй овчиной. Покормив раненого, лесник заботливо разложил возле него принесенные свертки с продуктами, стал вновь маскировать яму ветвями и листьями.

Двадцать один день пролежал Мурзин в этой яме под могучим столетним дубом. Трижды за это время наведывался к нему Ян Ткач, приносил еду и тряпки для перевязок. Раны уже закрылись, нога начала заживать. Помогло и сырое сало, которое, по древнему башкирскому обычаю, Мурзин прикладывал к ранам.

В конце ноября неожиданно наступила оттепель. Сначала со снегового покрова над убежищем Мурзина начали падать крупные холодные капли. Потом по стенкам покатились целые струйки талой воды. Промокшая овчина стала не в радость. Яму почти наполовину затопило водой.