Книга Остров надежды - Сара Ларк

Нора зашлась в разрывающих сердце рыданиях.

Глава 8

Элиас вышел из себя, услышав о том, что Нора поехала верхом к морю без сопровождения мужчины.

— Я знаю, здесь на первый взгляд не видно опасности, — упрекал он ее. — Но тут есть мароны, а выше Кингстона совсем недавно были нападения на фермы — Холлистер рассказывал. Не говоря уже о том, что леди неприлично в одиночку разъезжать на лошади по округе.

— Мароны? — спросила Нора, обходя вопрос приличий. — Это свободные чернокожие или кто? Однако...

— Это отродье черных ублюдков, которых когда-то оставили тут испанцы! — Элиас пришел в ярость. — Маленький подарок английским завоевателям. До того, как испанцы ушли с острова, они отпустили своих рабов и вооружили их. Это же надо себе такое представить! Для меня это всегда было необъяснимым...

Для Норы это было вполне понятно, она видела в этом продолжение войны любыми средствами. Испанские плантаторы просто наспех насолили тем, кто по-разбойничьи отнял у них землю, и, наверное, их потомки до сих пор радуются удавшемуся трюку.

— Они небось думали, что негры будут воевать! — между тем продолжал возмущаться Элиас. — Но глубоко ошибались, эти сволочи сразу же убежали в горы и сидят там до сих пор. Они слишком трусливы для открытой войны, но время от времени совершают набеги, воруют в одном месте, грабят в другом... Иногда они прячут у себя беглых рабов, а иногда выдают их назад за вознаграждение. Им ни в чем и никогда нельзя верить, хотя иногда с ними заключают что-то вроде договоров и соглашений.

— И они добираются даже сюда, на наше побережье? — удивилась Нора.

Элиас пожал плечами.

— Они могут появиться везде, — заявил он. — Так что бери с собой мальчика-слугу, когда выезжаешь верхом, и обрати внимание на цвет своего лица, ты опять слишком долго была на солнце!

Таким образом, выезжая в следующий раз, Нора попросила одного из мальчиков-рабов, служивших на конюшне, сопровождать ее, но настоящего удовольствия от езды в такой компании не получила. Слугам разрешалось ездить верхом только на мулах, да и на них они толком держаться не умели — этому их никто не учил. Так что мальчик довольно беспомощно ерзал на неоседланной спине животного, а когда Нора скакала рысью или галопом, то он подвергался постоянной опасности упасть. В лесу перед выходом на пляж она заставила мальчика слезть и приказала держать и лошадь, и мула, но с рабом за спиной ей казалось, что она находится под постоянным наблюдением.

На верховых прогулках было почти невозможно защитить лицо от солнечного света — ведь направление освещенности слишком часто менялось. Кожа Норы легко загорала, даже если та держалась в тени. Так что уже через несколько дней она приобрела легкий золотисто-коричневый оттенок. На побережье это происходило еще быстрее, чем в саду, — казалось, что песок и море отражают солнечный свет. Таким образом, Норе пришлось ограничить посещения бухты своей мечты. Если она и выбиралась туда, то пешком. Это занимало больше времени, зато ей вряд ли угрожала опасность быть обнаруженной. Никто не наблюдал за Норой, если она оставляла свою лошадь в конюшне, и никто не искал ее.

Судя по всему, для жены плантатора в доме не существовало никакой работы, так же, как и на территории плантации. Каждое действие — от приведения в порядок своей одежды до планировки сада, что английские леди по традиции брали в свои руки и делали самостоятельно, — тут за нее выполняли рабы. Хозяйка дома была украшением-безделушкой, приложением, избалованным и ухоженным, как ручная собачонка. Нора постоянно чувствовала себя куклой, когда Маану причесывала и одевала ее по утрам. Девушка быстро усвоила необходимые приемы и оказалась чрезвычайно умелой.

Поскольку Элиас чаще всего был уже в дороге, когда лучи солнца будили Нору в ее спальне, то ей подавали завтрак в ее комнату. Ей оставалось только сидеть и ждать.

В первые дни Нора занимала себя тем, что развешивала в доме новые картины и расставляла скульптуры, приобретенные мужем, но это было сделано очень быстро. Она отчаянно искала себе какое-нибудь занятие, но вскоре была вынуждена признать, что это безнадежно. Если не надо было готовить праздник или устраивать званый ужин — а эту задачу Элиас поначалу не ставил перед своей молодой женой, — то Норе не оставалось ничего другого, кроме как заниматься бессмысленным рукоделием, читать или писать письма. К счастью, в доме нашлась библиотека, и, казалось, пару книг Элиас действительно прочитал или, по крайней мере, самостоятельно купил. Нора с большим интересом углубилась в изучение книг сэра Ханса Слоана о флоре и фауне Ямайки и, в конце концов, забрала их к себе на террасу. Украшенный резьбой по дереву садовый домик над кухней будто приглашал оставаться в нем подольше, и Нора скоро стала проводить там тягучие дневные часы, причем не только за чтением и письмом, но также и за подслушиванием болтовни слуг в хозяйственных помещениях, находящихся ниже. Тем самым она не преследовала никаких дурных намерений, ей просто нравилось хотя бы со стороны как-то участвовать в жизни плантации. Она слушала песни девочек, работавших на кухне, — они пели за чисткой овощей и разделкой рыбы, — улыбалась тому, как строго Адвеа руководит ими, и слышала ее нарочито сердитый голос, когда домашние слуги и девочки кричали друг другу какие-то шутливые слова и, может быть, иногда обменивались даже поцелуями, вместо того чтобы махать веником и поварешками. К удивлению Норы, между собой чернокожие тоже разговаривали на чудовищно ломаном английском, что ей сразу же бросилось в глаза у Маану и Адвеа. Неужели им было запрещено разговаривать на их родном языке?

Маану снова пожала плечами, когда Нора спросила ее об этом. Характерная привычка, которую молодая женщина заметила также и у других рабов. Казалось, что все слуги старались следовать добродетелям трех обезьян: ничего не слышать, ничего не видеть и, упаси Боже, не признаваться, что кто-то что-то знает!

— Не знать, миссис, — утверждала теперь Маану — Не знать, запрещено, не запрещено. Но знать, что не понимать друг друга.

— Эти... люди из Африки. — Как и прежде, в Норе все противилось тому, чтобы называть их рабами. — Неужели они больше не понимают своего родного языка? — удивилась она.

— Нет, миссис, свой язык — да, но не другие... Африка много языков — много племен.

Нора кивнула. Теперь ей все стало ясно. Очевидно, чернокожие на плантации были вывезены из различных областей континента. Конечно, Африка была большой! До сих пор она никогда не задумывалась над этим, но, естественно, там тоже могло быть большое количество наций, вроде англичан, испанцев, французов и голландцев, которые говорили на разных языках, да и в остальном имели мало общего. Этим объяснялось также и то, что здесь так редко бывали восстания. Для белых все чернокожие были одинаковыми, но для самих рабов между ними существовали различия, и, может быть, люди, закованные в цепи и работавшие, не разгибая спины, рядом друг с другом, — в Африке были врагами.

Стоило Норе понять это, нехорошие чувства, которые она испытывала, когда ей говорили о том, что право держать рабов дано Богом, а все чернокожие наполовину животные, — только усилились. Не может быть, чтобы Африка так сильно отличалась от Европы. Враждующие между собой нации — это хотя и не говорило о большом уме и миролюбии различных племен и народностей, но все же не могло быть поводом для того, чтобы считать их существами низшего порядка.