Книга "Империя!", или Крутые подступы к Гарбадейлу - Иэн Бэнкс

— Вот черт, сунулась не в те кусты! — выговорила она, тяжело дыша.

Мокрая блузка облепила ее груди.

Он шагнул вперед и прижал ее к себе.

Действительно, он кончил слишком быстро. Она охнула, когда он проник в нее первым толчком, но сказала, что ей не больно. У них не было уверенности, что презерватив надет правильно, потому что он не полностью развернулся, однако, похоже, не подвел. Крови не было, чему они обрадовались. Он впервые увидел ее вагину, хотя в их шатре уже стемнело. Фонарик бы сейчас. Она твердила, что это уродство, а ему показалось, что это прекраснейшее из всего, что он видел.

Они отдыхали; она гладила его по спине и слушала дождь; редкие капли падали на их обнаженные тела. Становилось холодно. Они сделали это еще раз, взяв новый кондом.

Ему хотелось сказать ей, как сильно он ее любит, но это показалось такой стандартной фразой, будто нарочно придуманной для такого стандартного случая, и он промолчал. Во второй раз все произошло не столь стремительно. Она кончила чуть позже, и от этого он едва не заплакал.

Они лежали, прижавшись друг к другу, не разжимая объятий, и слушали стук дождя в темноте.

Через два дня родители приехали на выходные, чтобы потом забрать его в Ричмонд. Привезли с собой бабушку Уин; слава богу, хоть Кори оставили у знакомых.

— В школе Олбан — ответственный за дисциплину, верно я говорю, золотко? — сказала Лия, подцепляя ложечкой профитроли.

— Лия, ну к чему это? — взмолился Олбан, у которого покраснели уши.

Он сделал глоток лимонада. Его отец беззвучно посмеялся, отпивая кофе.

— А Софи у нас — староста класса, — похвалилась тетя Клара.

— Вот как? — подняла брови бабушка Уин. — Староста бывает в церкви.

У Софи расширились глаза, она положила в кофе лишнюю ложку сахара, но смолчала.

Дядя Джеймс пришел в замешательство.

Бабушка Уин была высокой, худой, колючей дамой с прической, как говорил отец Олбана, «под Тэтчер», в возрасте пятидесяти девяти лет — древняя старуха, так казалось им в то время. Через пару месяцев ей должно было стукнуть шестьдесят. Она держалась очень прямо, даже чопорно, и вся состояла из острых углов. На носу у нее всегда были большие очки-«хамелеоны»; одевалась она либо в лиловые платья, либо в твидовые костюмы. В голосе звучала небольшая хрипотца, потому что, по ее словам, она изредка позволяла себе сигаретку. Выговор у нее был английский, а не шотландский, что всегда удивляло Олбана, ведь она уже двадцать лет жила в Гарбадейле вместе со своим мужем Бертом, намного старше ее по возрасту; в прошлом году у него случился перелом бедра, и он оказался привязанным к дому.

— Скажи-ка, Олбан, — начала бабушка Уин, — ты часто играешь на компьютере в «Империю!»? Нравится тебе эта игра?

Олбан стрельнул глазами в сторону отца, потом посмотрел на Уин.

— Нет, бабушка, не часто.

— Вот так раз, — нахмурилась она и перевела взгляд на Энди. — Эндрю, ты запрещаешь ребенку играть?

— Мы условились, что Олбан будет пользоваться моим компьютером для написания сочинений и прочих заданий. В наступающем учебном году. — Он переглянулся с Лией. — У нас в доме не приветствуются компьютерные игры.

Лия кивнула.

— Вот оно что, — сказала бабушка. — Если бы у всех родителей было такое отношение к досугу их детишек, мы бы давно обанкротились. — С ледяной улыбкой она вновь обратилась к Олбану: — А ведь хочется порой сыграть в такую игру, скажи честно, Олбан?

Олбан покосился на отца, который наблюдал за ним с насмешливой хитрецой.

— Похоже, это интересная штука, — сказал Олбан, чтобы никого не обидеть.

Он собрался глотнуть еще лимонаду, но оказалось, что его стакан пуст. Все равно он притворился, будто пьет, в надежде, что никто не заметит. Втянул в себя последнюю каплю. Господи, ведь он рассчитывал избавиться от этой застенчивости — как-никак два дня назад стал мужчиной, но окружающие не видели никакой разницы и по-прежнему обращались с ним как с ребенком. Но если вдуматься, даже хорошо, что никто ни о чем не догадывался.

По правде говоря, он ходил в зал игровых автоматов и там играл в одну из разновидностей «Империи!»; помимо этого, у его одноклассника, чей отец издавал компьютерный журнал, дома были приставки «нинтендо энтертейнмент систем» и «сега-мастер» и Олбан пристрастился к НЭС-версии. Для игровых автоматов игра не годилась: захват территории требовал слишком много времени, приходилось снова и снова ходить за жетонами — это не прокатывало, хотя дизайнеры сделали все от них зависящее. Нэсовская версия, в принципе, была удачнее и больше отвечала характеру игры, но выглядела тяжеловесной; как ни крути, старая настольная версия оказывалась наиболее увлекательной. Олбан держал язык за зубами, чтобы не влетело от родителей. Но сейчас, оказавшись напротив бабушки Уин, он почему-то решил, что она видит его насквозь. Они впервые сидели за одним столом и, по сути дела, впервые разговаривали друг с другом. Ему пришло в голову, что этой старухи надо опасаться.

— По мне, еще никто не придумал игры лучше, чем лапта, — выпалил вдруг дядя Джеймс. — Или регби. Молодежь-то больше перед телевизором просиживает.

— Ой, Джеймс, умоляю. — Софи закрылась кофейной чашкой.

Она мимолетно переглянулась с Олбаном, когда ее отец комично повернулся на стуле, делая вид, что ищет какого-то пришельца по имени Джеймс.

Софи с Олбаном еще дважды встречались в своем убежище, а вчера в полуразвалившемся сарае на южной границе поместья использовали два последних презерватива. Олбан отыскал кусок брезента, отряхнул его от мусора и расстелил на траве и крапиве, заполонивших середину этой развалюхи. Потом они лежали рядом, смеялись и щекотали друг друга, но на всякий случай старались не очень шуметь. Теперь семейные ужины доставляли им тайное удовольствие. Они украдкой переглядывались, прятали улыбки, а один раз — накануне — оказались за столом рядышком, и Олбан почувствовал, как ее ступня поглаживает его ногу. Взрослые между тем болтали о всякой чепухе, сплетничали и постукивали приборами, не подозревая, что творится у них под носом.

Этот ужин был для них третьим из таких особых моментов.

Олбан чуть дольше обычного задержал на губах притворно любезную усмешку. Софи тут же отвела глаза. Он попросил кофе и, принимая чашку, краем глаза заметил, что бабушка Уин будто проглотила что-то вкусное: она сверкнула очками, и жесткое, недоброе выражение ее лица сменилось тонкой улыбкой.

На другое утро, накануне отъезда, он отправляется с Энди и Лией в Барнстейпл, идет в местный магазинчик, где раньше на свои карманные деньги покупал сласти или пластинки, и просит упаковку презервативов. Густо покраснев, он не решается поднять глаза на молоденькую симпатичную продавщицу, но это ерунда, главное — все по плану. Он это сделал. Можно собой гордиться. Выходя из магазина, он готов прыгать от радости и орать во все горло! Вместо этого он проверяет, надежно ли засунута его покупка в карман джинсов, и вразвалочку направляется к назначенному родителями месту встречи.