Книга "Империя!", или Крутые подступы к Гарбадейлу - Иэн Бэнкс

— Блейк? — спрашивает Олбан, начиная задыхаться. Сентиментальщина, но он ничего не может с собой поделать. И все же надо взять себя в руки.

— Привет, Олбан. Мне сказали, ты… Ты знаешь правду.

— Да, похоже, так. — Он не находит подходящих слов, пытается сообразить, не позвонил ли кто-нибудь — Лорен? Сама Уин? — ему в Гонконг, если все пляшут под одну дудку, но в голову ничего не приходит. Как он может быть уверен?

— Просто хочу сказать, как я виноват, — сказал Блейк. Голос его звучал достаточно отчетливо, хотя звонил он, как понял Олбан, с мобильного.

— Ничего… Все нормально. Конечно, я, так сказать, немного… ну, в общем, немного прибалдел, но…

— Я всегда хотел, чтобы ты был в курсе, но не хотел, чтобы тебе открылась правда, понимаешь меня?

— Вроде понимаю.

— Теперь слишком поздно. Мне легче оттого, что ты знаешь, но вместе с тем — невыносимо. Не думай обо мне плохо. Не было дня, чтобы я не сожалел о случившемся. Очень рад, что познакомился с тобой. Ты будешь… — Голос его пропадает, и Олбан слышит те помехи, какие появляются, когда трубку прижимают щекой к плечу. — Ты еще слушаешь?

— Конечно, — отвечает Олбан.

— Коротышки-кули разбрелись кто куда — время-то обеденное. Но народу — прорва, машин полно…

— Послушай, Блейк, — говорит Олбан. — Знаешь… я думаю… по-моему, нам надо встретиться. Если хочешь, могу…

— Прости, — говорит Блейк, из трубки доносится тяжелое дыхание. — Боюсь, я этого не выдержу. Я так виноват… — Он издает странный звук, как будто с ним что-то происходит. Слышится нечто похожее на вздох, потом опять шорох трения. Вздох теперь сменился ветром, сильным ветром.

— Блейк?

— Прости, — громко повторяет Блейк, и голос его сносит ветром. — Ты переживешь. — Звук ветра перерастает в крик, а может, это и есть крик.

Олбан начинает понимать, что происходит. У него начинают вставать дыбом волосы.

— Блейк! — кричит он.

— …сти, сын.

Вслед за тем — только шум ветра. Потом глухой удар, а дальше — ничего.

10

Кто б мог подумать, что в конце концов сойдусь я с толстухой Мифти? Странная штука жизнь, доложу я вам. Сорванцы еще, бывает, просятся к папке (хотя почему — хрен его знает: ведь лупил их этот сукин сын почем зря), но они уже ко мне тянутся, а старший, Мозель, нет-нет да и назовет меня папой, и, хотя это, не скрою, пока малость непривычно, у меня, без балды, горло перехватывает, и я для этих разбойников в лепешку расшибусь. Честно.

В общем, все помаленьку. Сейчас только были у Олбана в гостях, оттянулись там на славу, спасибо ему огромное. Дом у него — зашибись! Считается, что прямо в Перте, в городской черте типа, но на самом деле за рекой Инч — ну, вы представляете, где это, там еще парк, что ли, зелени полно — от центра десять минут пешком, шикарный район. Нам, кажись, там всегда рады, даже детворе. И кореша можно с собой привести. У них дома все запросто, только кто ширяется — того на порог не пускают. Может, и сурово, конечно, — это как посмотреть, но ведь и с соседями, поди, считаться нужно, а народ-то там ой-ой-ой.

Познакомились и с бабой его. Извиняюсь, с подругой. Хороша, конечно, первый класс. Вначале Мифти решила, что девка малость с гонором, потому как говорит заумно — ну, за Олбаном тоже такое водится, — но они тут погоняли шары на бильярде, и даже толстуха Мифти согласилась, что Верушкенция эта просто клевая. Конечно, любит ввернуть ученое словцо и, бывает, гонит какую-то тюльку, но это не оттого, что выдрючивается, а просто такая у нее речь. Ну, так мозги у чувихи устроены.

Вообще-то, наш великий Ол-ибн-Бан на нее запал не по-детски, а этого парня нечасто увидишь с улыбкой от уха до уха — только когда подруга у него под боком.

Частенько мотается к ней в Глазго — там у нее своя хата; посмотришь, как они друг над другом прикалываются и хохочут, как обнимаются и все такое — словом, воркуют, как голубки, — и думаешь: пора бы вам, ребята, съехаться, но всякий раз что-то там не срастается. Сами-то говорят, им и так неплохо. А по жизни у них все путем, это точно.

Так что дела у парня идут нормально. Кто-то из родственников его, а может, и не один приказал долго жить и оставил ему нехилое наследство (чувак и раньше не бедствовал, но жмотом никогда не был).

Плюс к тому он еще состоит в родстве с теми Уопулдами, что придумали игру «Империя!», в которую мы сражались с Бербом, пока не раздолбали его приставку. Громила Ол даже подумывал одно время переименоваться в Уопулда — то бишь фамилию сменить для солидности, но это, я считаю, придурь: носишь ты достойную шотландскую фамилию, Макгилл, и будь доволен; хорошо хоть он потом одумался — Макгилл был, Макгиллом и остался. Мне еще в голову пришло: а отец-то с матерью что скажут? (Их, кстати, я тоже встречал — выгуливал как-то собак и заскочил к Олбану… это… на чашку чаю — славные старики.)

Короче, ищет парень, куда себя приложить; пока еще не нашел, но что-нибудь дельное выберет, не сомневайтесь. Сейчас вот подумывает купить землю, чтоб непременно в лесу, на озере, к западу отсюда, но не очень далеко — хочет открыть типа интернат для трудных подростков, «Курсом на жизнь»[59]или как-то так, хотя, конечно, получит он жуткую холеру на свою задницу (он и меня убалтывает подписаться на это дело и, видать, совсем мне башку задурил, потому как я ему сказал: ладно уж, хрен с тобой).

В общем, поживем — увидим.