Книга Долина костей - Майкл Грубер

— Маленькая мадемуазель, не видели ли вы случайно солдат французской армии?

— Меня удивляет, сударь, как вы осмеливаетесь задавать подобный вопрос, — ответила она на прекрасном немецком языке, — ибо он означает принуждение к выбору между осквернением себя ложью и изменой Родине. Ни один джентльмен не поставил бы леди в такое положение.

Признаюсь, подобный афронт основательно меня озадачил и рассердил, ибо она выставила меня невеждой перед моими солдатами.

— Боюсь, мадемуазель, превратности войны заставляют порой позабыть об этикете, — промолвил я.

— Тут, сударь, я категорически с вами не согласна, — возразила она. — Война никоим образом не может служить оправданием неучтивости. Ваш король не одобрил бы подобного поведения, как, полагаю, и ваша матушка».

Трудно найти лучшее свидетельство твердости духа и бесстрашия Мари Анж! Далее Эмс фон Фриш сообщает, что она предложила ему и его людям отдохнуть, распорядилась задать корму лошадям, но никакой информации о французах не предоставила. После того как пруссаки ушли, Мари Анж спешно оделась и приказала заложить экипаж. Она намеревалась как можно скорее отправиться в Метц, поскольку знала, что враг переправился через Мозель и отец будет переживать за ее безопасность.

Дорога на восток из Гравелотта была забита наступающими французскими войсками и местным населением; и с востока, и с севера доносились звуки канонады. Карете пришлось уступить дорогу артиллерийскому обозу, и, пока они ждали, Мари Анж услышала женский плач. Она вышла посмотреть, в чем дело, и обнаружила крестьянскую телегу, а в ней окровавленных мужчин, женщину и двоих детей. Уняв слезы, женщина объяснила, что они из Вилль-о-Пюи, их ферму французские солдаты превратили в опорный пункт, а в пристройку, где укрылась семья, угодил, с печальными результатами, которые она может видеть, прусский снаряд. Девушка немедленно отказалась от своего первоначального замысла, погрузила раненых крестьян в свою карету и поехала обратно в Буа-Флери.

Из книги «Преданные до смерти: История ордена сестер милосердия Крови Христовой».

Сестра Бенедикта Кули (ОКХ), «Розариум-пресс», Бостон, 1947 г.

Глава одиннадцатая Признания Эммилу Дидерофф Тетрадь вторая

Надо же, такого раньше никогда не случалось: первый раз это произошло в вашем, детектив, присутствии, а потом перед доктором. И ведь совсем не похоже на него, устраивать такое шоу. Вдобавок я хлопнулась в обморок и, наверное, до смерти перепугала бедную женщину. Вообще, это странно: обычно он не проявляет себя столь откровенно и ощущается лишь как легкая щекотка, ненавязчивое нашептывание, типа «ну и девчонка» или «ах, какой парень», «ну и кому это повредит», «муж (жена) никогда ничего не узнают», «а эти деньжата просто плохо лежали, да и верну я их, потом, когда-нибудь», «неужели нельзя заткнуть этого чертова ребенка», ну и так далее. Нечто подобное, очень важное, постоянно происходит вокруг, точно так же, как и в библейские времена, если только мы все не сумасшедшие.

Так вот, за ограду я выбралась ночью, не имея ничего, кроме шортов, рубашонки и джинсовой сумки с косметикой, запасными трусиками и лифчиком, который, впрочем, отправился туда, когда я сняла его и расстегнула на блузке две верхние пуговки. После чего вышла на ближайшую дорогу с оживленным движением и тормознула «бьюик» с каким-то старым козлом. Некоторое время он молол всякую чушь и под каждым светофором таращился на мои сиськи, так что мне, чтобы не терять время зря, пришлось проявить инициативу, и когда он спросил, чего бы я хотела, сообщила, что мечтаю отсосать у него за двадцать пять баксов. Что я и сделала позади станции «Филип» на Сто двенадцатой улице. Можно сказать, это было моим вхождением в профессию. В ту ночь я прокатилась еще на шести тачках, все время перемещаясь к северу, а последнего парня попросила высадить меня у одного обшарпанного старомодного мотеля, приземистой бетонной хибары с неоновой вывеской.

Я работала возле этого мотеля всю оставшуюся неделю, сшибая очень неплохие деньги. Проституцией заработать нетрудно, если, конечно, не просаживать деньги на наркотики и тебя не обирает сутенер. Хуже всего в то время (а тогда я, прости меня Господи, и вправду думала, что это самое худшее) было отсутствие хорошего чтения. Майами настолько велик, что оттуда, где я находилась, никак не получалось выбраться в хороший магазин старой книги, а в библиотеку без удостоверения личности не записывают.

Я могла бы попросить одного из моих клиентов высадить меня у какого-нибудь из супермаркетов с книжным отделом, но почему-то никогда этого не делала. Конечно, я припоминала целые отрывки, но это ведь не то же самое, правда? Приходилось читать то, что удавалось раздобыть в местном магазине сети «севен-илевен»,[10]но там не водилось ничего, кроме детективов, триллеров, фантастики, вестернов и любовного мыла, да и проглатывала я все это быстрее, чем они успевали пополнять ассортимент. Трудно все-таки быть шлюхой с продвинутыми литературными вкусами.

На третью неделю моей уличной работы меня снял малый на новом черном «кадиллаке-эскаладо» с золочеными дисками, который, не говоря ни слова, довольно быстро помчал по автостраде на восток, а в ответ на мой вопрос о его намерениях сказал: «Заткнись, сука долбаная», — что я и сделала. Он него исходил тот же холодный запах зла, что и от Рэя Боба, только этот тип его не скрывал, а гордился им, как важным профессиональным достоинством. Потом мы съехали с шоссе, и он принялся расписывать, что сделает со мной, чтобы научить меня не заниматься проституцией на его территории, а когда мы попали к нему домой в Либерти-сити, так и поступил, добавив к обещанному и кое-что из того, чем просто не успел меня постращать. Полагаю, он проделал все, на что был способен, да только особого страха перед ним я не испытывала. Самое большее, что он мог, это, в конце концов, лишить меня жизни, которая, я думаю, мало стоила, хотя в то время я жалела, что так и не перепихнулась с Персивалем Орни Фоем. Его звали Джеррел Робинсон. Ничего особенного, такой же примитивный тип, как и большинство воспитанных экраном и улицей: на уме ничего, кроме большого «ЕЩЕ».

Затем последовала обычная сутенерская обработка. В итоге к привычным обязанностям прибавился анальный секс, что с непривычки было болезненно, и героин, который вызывал собачью усталость, но притуплял боль. Этот козел хотел посадить меня на иглу, но зависимость у меня, как ни странно, не развилась, во всяком случае ничего такого, с чем бы я не могла справиться. Видимо, я изначально не предрасположена к наркомании, хотя, быстро смекнув, что к чему, стала делать вид, будто круто подсела. Он получал массу удовольствия оттого, что заставлял меня вымаливать у него очередную дозу. А мне доставляли удовольствие мысли о том, как я его убью.

Я говорю это теперь, но когда я действительно пытаюсь вспомнить свои чувства и мысли, я наталкиваюсь на пустоту. Может быть, у меня вообще не было никаких эмоций. Я знаю, что большую часть времени жила за пределами своего тела, блуждая в подпитываемых книгами грезах. По мне елозил какой-нибудь потный кабан, а я прогуливалась по английскому саду, беседуя с элегантными леди и джентльменами, или в реве белого огня высаживалась на новую планету. Существует уровень, на котором человеку уже все равно, что с ним будет потом, но это трудно описать людям, жизнь которых управляется ожиданиями и намерениями. Положительного во всем этом было только то, что Джеррел водворил меня в один из своих публичных домов, так что у меня появился адрес и я смогла записаться в библиотеку.