Книга Лисий перевал : собрание корейских рассказов XV-XIX вв. - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Одно только меня смущает. Это помещение находится при храме Конфуция и считается священным. Ведь непристойно здесь спать с женщиной. Не решусь я прийти сюда!
— Ого! — хлопнул себя по коленкам начальник. — Для деревенской женщины ты рассуждаешь совсем не глупо. Это верно. Но как же нам устроиться?
— Вы, начальник, ведь уже сказали мне о своем желании. Я вам поверила и осмелюсь предложить вот что. Мой дом всего в двух-трех шагах от ворот храма. Живу я совсем одна, и ночью вы могли бы прийти ко мне незаметно. А с братишкой я прислала бы вам простую шерстяную куртку и шляпу. Если кто и встретит вас ночью, ни за что не узнает!
— Чудесный план! — несколько раз радостно повторил начальник. — Так и сделаем. Смотри же, не нарушай уговора! — и с тем отпустил женщину.
А кисэн и в самом деле жила в одной из лачужек недалеко от храмовых ворот. Ночью она дала мальчишке одежду и велела отнести военачальнику. Тот, как было условлено, переоделся и пришел к ней. Женщина встретила его, зажгла свечу, приготовила вино и закуски. Они сели друг против друга и, весело обмениваясь чарками, стали пить и есть. Вскоре военачальник разделся, первым забрался под одеяло и позвал женщину. А та нарочно старалась оттянуть время. И вдруг за дверью кто-то заорал. Женщина испуганно прислушалась.
— Ах, вот беда! — зашептала она. — Это мой первый муж — Чхольхо. Прежде он был слугой в управе, и я, несчастная, жила с этим негодяем. Он — мерзавец, каких нет в целом свете. Он уже убил нескольких человек. Два-три года назад я едва от него отвязалась и вышла за другого. И чего это он вдруг пришел сегодня? По голосу слышно, что пьяный. Если вы здесь останетесь, он непременно оскорбит вас. Как же быть?! — Женщина быстро встала и проговорила в сторону двери: — Ну, чего ты шумишь среди ночи? Все ведь спят уже!
— Эй, баба! — вдруг опять заорали за дверью. — Ты что, не узнала мой голос? Живо отворяй!
— Да кто ты мне такой? Мы же давно с тобой разошлись. Чего безобразничаешь по ночам?!
— Ты бросила меня, мерзкая баба, — еще больше разъярился при этих словах Чхольхо, — а теперь небось спуталась с другим? Меня все время душит злоба, и сегодня я пришел поговорить с тобой!
Пнув ногой дверь, он уже входил в дом. Женщина поспешно вошла в комнату и зашептала:
— Господин начальник! Спрячьтесь где-нибудь поскорее. Ах, в моей комнате, размером с черпак, и спрятаться-то негде. Ну, вот хотя бы в этот сундук. Мне страшно! Скорее, умоляю вас!
Подгоняя его, кисэн подняла крышку. И тот, до смерти перепуганный, как был нагишом, залез в сундук! Женщина быстро захлопнула крышку и тут же закрыла сундук на замок. С пьяным брюзжаньем в комнату вошел Чхольхо. Женщина сразу же набросилась на него.
— Мы с тобой разошлись три года тому назад! — закричала она. — Ну, зачем ты пришел опять и оскорбляешь меня?!
— Ты, конечно уж, спуталась с другим. Я хочу забрать платья и посуду, что купил тебе!
— На, все забирай! — закричала женщина и принялась швырять ему какие-то вещи.
— Сундук тоже мой, — вдруг говорит этот мерзавец. — Я и его заберу!
— Как это твой? Два куска материи ведь я за него отдала!
— Да один кусок был мой, дура. А раз так, я сундука не оставлю!
— Ты бросил меня, и еще из-за какого-то куска материи хочешь отобрать сундук? Да пусть я умру, а сундука не отдам!
Так ссорились они из-за этого сундука, пока Чхольхо не сказал:
— Я тебе сундук не оставлю. Придется идти жаловаться в управу!
Скоро наступил день. Чхольхо, взвалив сундук на спину, понес в управу. Вслед за ним пришла женщина, и они стали жаловаться друг на друга губернатору. Тот выслушал их и вынес такое решение:
— Муж и жена сообща купили сундук, равно истратив на него по одному куску материи. А посему закон велит: разделить сундук пополам!
И тут же он приказал разрубить сундук большими топорами на две равные части. Стражники схватили топоры, встали по обе стороны сундука и принялись рубить. Но как только застучали топоры, из сундука донесся истошный крик:
— Не убивайте! Не убивайте человека!
— В сундуке кто-то есть, — сказал губернатор с притворным удивлением. — Живо открыть крышку!
Стражники сбили замок и, быстро откинув крышку, опрокинули сундук. Выскочил совсем голый человек и встал посреди двора. И был это не кто иной, как сам воинский начальник! И начальники и подчиненные управы удивились еще больше. Они не могли без смеха смотреть на такое поразительное зрелище и хохотали, зажимая себе рты.
— Да это же господин воинский начальник! — восклицали в толпе. — Как же он нагишом попал в сундук? Уму непостижимо!
По приказу губернатора голый военачальник, прикрывая обеими руками низ живота и согнув спину, поднялся на возвышение. Сидя на циновке с низко опущенной головой, он выглядел жалким и убитым. Губернатор и служащие управы вдоволь над ним посмеялись, и только потом губернатор приказал принести ему одежду. Тогда кисэн, которые всегда ненавидели его, нарочно принесли ему длинное женское платье. В женском платье, с непокрытой головой, босиком прибежал он в храм Конфуция и в тот же день куда-то скрылся. А в Кёнджу его прозвали «командир в сундуке», и стал он посмешищем всего уезда.
ЗАУПРЯМИЛАСЬ
Хан Мёнхве[119] был заслуженным государственным чиновником первого ранга при государе Сечжо[120]. Никто из подданных государя не пользовался большей любовью и доверием, чем он. Ну и понятно, что Хан, уповая на свои заслуги перед Сечжо, чинил произвол, совершенно ни с кем не считаясь. Даже при дворе и в Трех главных палатах[121] никто не осмеливался пожаловаться на него государю.
Когда Хан был назначен губернатором провинции Квансо, он еще более беззастенчиво стал творить беззаконие. Тех, кто противился его воле, немедленно пытали и предавали смерти. Множество людей погибало от его руки, падая, как скошенная конопля. Все трепетали перед ним, как перед тигром.
Однажды Хан услышал, что в уезде Сончхон в семье главы местной управы есть прелестная девушка. Хан вызвал главу в свою губернаторскую резиденцию и без обиняков приказал:
— Говорят, у тебя красивая дочь. Так вот, я хочу взять ее в наложницы. В ближайшее время буду объезжать провинцию, сам заеду к тебе и заберу ее. Я тебя предупредил, имей в виду!
— Моя недостойная дочь, — трепеща от страха, ответил глава управы, — жалкая замарашка.