Книга Некрополитика - Ахилл Мбембе

перед ним, кого реальная или призрачная встреча с черным поглощает в тревогу, - этот кто-то репетирует смущающую травму. Он не действует ни рационально, ни логически. Он ничуть не думает. Им движет аффект, и он подчиняется его законам. Негр в большинстве случаев является более или менее воображаемым агрессором. Страшный объект, он пробуждает ужас. Далее Фанон рассматривает место, занимаемое сексуальностью в этой динамике расистского страха. Вслед за Анджело Хес- нардом он выдвигает гипотезу, что причина ужаса кроется в страхе, что негр может "сделать со мной всевозможные вещи, но не обычное жестокое обращение: сексуальные злоупотребления - то есть аморальные и постыдные вещи".

В расистских образах негр как сексуальный субъект - эквивалент агрессивного и пугающего объекта, способного нанести своей жертве оскорбления и травмы. Поскольку у него все якобы происходит на генном уровне, насилие, автором которого он потенциально является, может оказаться особенно постыдным. Если бы он действительно изнасиловал нас или просто выпорол, этот позор был бы вызван не только нашим вынужденным вовлечением в постыдное существование. Оно также стало бы результатом вытеснения якобы человеческого тела телом-объектом. И все же, что может быть более очаровательным и более радостным, в дионисийской и садомазохистской перспективе, чем наслаждение через объект, а не наслаждение через член другого субъекта? Впоследствии мы сможем понять, какое привилегированное место занимают две формы дионисийской и садомазохистской сексуальности в расистской phantas- magoria. В дионисийской сексуальности вакхического типа негр, по сути, является членом - и не просто членом, а тревожным членом. В садомазохистской сексуальности он - насильник. Расистский субъект, с этой точки зрения, - это тот, кто не перестает кричать: "Негр меня насилует! Негр бьет меня кнутом! Негр меня изнасиловал!". Но, говорит Фанон, мы имеем дело, по сути, с инфантильной фантазией. Сказать "негр насилует меня" или "бьет меня кнутом" не значит "причинить мне боль" или "негр причинил мне боль". Это значит: "Я причиняю себе боль, как это сделал бы негр на моем месте, если бы у него была такая возможность".

В центре обеих форм сексуальности находится фаллос. Фаллос - это не только абстрактное место, простой сигнификатор или дифференцирующий знак - отделяемый, делимый объект, доступный для символической ретранскрипции, о которой говорил Жак Лакан. Конечно, фаллос не переходит в пенис как таковой. Но это и не орган без тела, столь дорогой для определенной западной психоаналитической традиции. Напротив, в колониальных - а значит, расистских - ситуациях он представляет то, что в жизни проявляется в чистом виде как тургестанция, как толчок и как вторжение. Очевидно, что невозможно говорить о толчке, тургестанции и вторжении, не вернув фаллосу если не телесность, то, по крайней мере, живую плоть, способность свидетельствовать об областях чувственного, испытывать всевозможные ощущения, вибрации и трепетания (цвет, запах, прикосновение, вес, запах). В условиях расового господства и, соответственно, социального меньшинства негритянский фаллос воспринимается прежде всего как огромная сила аффирмации. Это имя одновременно абсолютно утвердительной и трансгрессивной силы, которую не сдерживают никакие запреты.

Как таковая, она радикально противоречит расовой власти, которая, помимо того, что определяет себя прежде всего как власть запрета, также представляет себя как наделенную фаллосом, который функционирует как ее эмблема и ее украшение, а также как центральный аппарат ее дисциплины. Эта власть - фаллос, а фаллос - высшее имя запрета. Будучи высшим именем запрета, то есть находясь за пределами всех запретов, он может бесцеремонно овладевать теми, кто ему подчиняется. В этом качестве он претендует на роль источника движения и энергии. Оно может действовать так, как если бы событие происходило в фаллосе и через него, как если бы, собственно, фаллос и был событием.

Убеждение, согласно которому власть - это, когда все сказано и сделано, усилия, которые фаллос тратит на себя, чтобы стать фигурой, - это убеждение лежит в основе любого колониального господства. Фактически, оно продолжает функционировать как невысказанное, подпочва и даже горизонт нашей современности, даже если мы совершенно не хотим ничего об этом слышать. То же самое относится и к убеждению, согласно которому фаллос является фаллосом только в том движении, в котором он стремится вырваться из тела и наделить себя собственной автономией. И именно эта попытка вырваться, или, опять же, этот толчок, порождает спазмы; более того, в колониальной и расистской ситуации власть отражает свою идентичность именно через эти спазматические толчки.

Спазмы, с помощью которых, как полагают, можно распознать и идентифицировать силу и ее вибрации, лишь очерчивают полый и плоский объем этой самой силы. Ибо, хотя фаллос может расширяться, за этим расширением всегда следует сжатие и рассеивание, дету- мезенция. Кроме того, в колониальных и расистских условиях сила, которая заставляет негра кричать и вырывает из его груди непрекращающиеся вопли, может быть только силой, связанной со зверем, с его собачьим духом, свиным духом, духом мерзавца. Она может быть связана только с силой, наделенной телесностью, с тушей, в которой фаллос является как самым ярким проявлением, так и потемневшей поверхностью. Власть, которая является фаллосом, в том смысле, который предлагает Фанон, может предстать перед своими подданными только облаченной в череп. Именно этот череп заставляет их издавать такие вопли и делает жизнь негра негритянской жизнью - простой зоологической жизнью.

Исторически сложилось так, что линчевание чернокожих на Юге США в эпоху рабства и после прокламации об эмансипации отчасти объясняется желанием их кастрировать. Тревожась за свой сексуальный потенциал, расистские "маленькие белые" и владельцы плантаций испытывают ужас при мысли о "черном обоюдоостром мече", страшась не только его предполагаемого объема, но и его пени- тративной и нападающей сущности. Писатель Мишель Курно говорил примерно то же самое в более чувственных выражениях: "Член черного - это меч. Когда он всаживает его в вашу жену, она действительно что-то чувствует. Это происходит как откровение. В пропасти, которую он оставил, теряется ваша маленькая безделушка". И он сравнивает член черного мужчины с пальмой и с хлебным деревом, которое не потеряет свою стоячку ради империи.

В непристойном акте линчевания цель состоит в том, чтобы защитить предполагаемую чистоту белой женщины, удерживая черного на уровне его смерти. Желание состоит в том, чтобы заставить его задуматься о вымирании и о потемнении того, что в расистской фантасмагории считается его "возвышенным солнцем", его фаллосом. Разрушение его мужественности должно произойти путем превращения его половых органов в поле руин, отделяющее их от жизненных сил. Это происходит потому, что, как хорошо выразился Фанон, в такой конфигурации негр не существует. Вернее, негр - это прежде всего член.

Бояться того, с