Книга Заблудившийся звездолёт. Семь дней чудес. - Анатолий Иванович Мошковский

даже специальное устройство…

Ребята, окружившие Вову, заахали.

— Ну и вещь! — сказал Митя.

— А покажешь, как летает? — спросил Витя, Митин друг; их всегда видели вместе, точно они были намагничены и притягивались друг к другу.

— Только не сейчас, — сказал Вова. — Вот кончатся уроки…

— Скорей бы! — вздохнул Стасик. А стоявший рядом Коля ничего не сказал, только потёр от возбуждения рукой об руку.

Боря слушал всё это и мрачнел.

Хоть бы дотронуться… Но попробуй дотронься, если ребята вокруг Вовиной парты шумят, хохочут, толкаются.

А он, он первый увидел синюю коробку!

Боря вдруг рассердился на всех и на себя и, работая локтями, протиснулся к лайнеру и даже приподнял его.

Он так волновался, что самолёт в руке вздрагивал, покачивался и в крошечных иллюминаторах прыгали солнечные искорки.

— Поставь на место! — сказал вдруг Андрей.

Боря вздрогнул:

— А тебе жалко?

— Жалко.

— А я… Я хочу, — через силу выдавил Боря.

— А я не хочу, чтобы ты хотел… Иди лучше почисти пёрышки Попке-дураку, авось спасибо скажет…

Ребята засмеялись, а Борю бросило в жар. Он боялся Андрея. Боялся его плотных плеч, глаз, острых, как пули, и насмешливого рта. Боялся потому, что Андрей больше других не любил Борю и не скрывал этого…

И всё ведь из-за Глеба.

А какое дело Андрею? Какое дело классу?

Хочет — и дружит с Глебом.

Все рассорились, а он дружит. Дружит и будет дружить назло всем!

Андрей плечом оттёр ребят, протиснулся к столу и стал отбирать у Бори самолёт.

— Но-но, — сказал Боря, а сам тут же разжал пальцы и отдал лайнер, потому что Андрей мог и стукнуть при всех: он ни с кем не церемонился.

— Опять военная техника? — спросил Андрей у Вовы.

— Нет, пассажирский… Гена сказал, что переходит на мирную продукцию.

Глава 4

Испытательный полёт

Прозвенел звонок. Красный и подавленный, пошёл Боря к парте. Все, кому не лень, на него покрикивают и задевают. Все, кроме Вовы и Наташки, но она не в счёт.

Боря сел за парту и взглянул на Глеба. До чего ж он в школе менялся! Прятался в себя, как улитка в раковину. Где его бодрость и зычный голос? В школе он напускал на себя безразлично-сонный вид, молчал, мало двигался и поэтому казался толще, чем был на самом деле.

Большой и тихий, он поглядывал сейчас за окно и не обращал никакого внимания на лайнер, точно всё это и не касалось его.

После уроков с криками и смехом ребята повалили в раздевалку.

Боря, обгоняя всех, скатился по лестнице, надел свою серую непромокаемую куртку, всю на «молниях» — вертикальных, косых и поперечных, — кинул на голову фуражку и завертелся вокруг ребят. Чего-чего, а проворства у него хоть отбавляй. И живости. Всё хочет узнать, везде поспеть вовремя, да ведь не поспевает!

Вместе со всеми Боря ринулся из дверей.

Впереди с синей коробкой в руке и ранцем за спиной важно шёл Вова. День был яркий, и большие Вовины уши, просвечивая на солнце, казались розовыми. Он был в маленьких веснушках — даже на веках рыжели, — его светлые ресницы часто моргали.

За Вовой, точно прикрывая его, широко шагал Андрей, большеротый, коренастый и сильный, в вытертой кожаной куртке, в которых обычно ходят лётчики гражданского флота. Куртка была ему в самый раз. В отвисшем кармане её тоненько звякали шахматы в коробочке; с ней он не расстаётся, и то и дело от него слышно: «Сыграем?» И расставляет фигурки. Сильно играет: несколько ходов — и мат. За Андреем, толкая друг друга, торопились неразлучные Митя с Витей. У первого лицо репкой — круглое, светлое; у второго — будто морковка. Вытянутое, розовое. Рядом — Стасик, самый низенький в классе, даже девчонок таких не было; однако ни рост, ни писклявый голос не помешали ему получить бронзовую медаль, присуждённую в Индии за один из его рисунков. Сбоку, в коротеньком, пронзительно красном, как пожар, пальтеце с деревянными палочками-пуговицами вприскочку бежала Наташка. Это её пальтецо резало Борины глаза.

— Подумать только, как настоящий! — верещала она.

Как она навредила Боре! И он, державшийся подальше от Андрея, хотел толкнуть её локтем, но Наташка ускакала вперёд.

Сзади всех вразвалочку плёлся Глеб. Всё-таки не выдержал! У него дома столько всего, но и он снялся с места.

Боря чуть замедлил шаг и поравнялся с Глебом.

— Видел? — спросил он. — Какой красавец!

— Так себе, — уронил Глеб, посмотрел на часы и больше не проговорил ни слова.

Притворяется! Наверно, опять что-то затеял… Но не скажет — скрытный!

Ребята обогнули здание и вышли на просторный школьный двор с широким тротуаром, на котором девчонки играли в «классы». Увидев, что Вова направляется к ним — наверно, уже выбрал стартовую площадку, — Боря кинулся вперёд, храбро отфутболил коробочку из-под ваксы: «Р-разбегайсь!» — и девчонки разбежались. Андрей улыбнулся ему, и Боре стало приятно.

Вова опустился на корточки, достал из коробки ангар, и снова из него медленно выкатился на тротуар острокрылый лайнер. Ещё ярче загорелись на солнце Вовины уши. Они были такие прозрачные, что сквозь них, наверно, можно было смотреть, как через розовое стёклышко.

Ребята столпились возле него. Вова достал из ранца бумажку в клеточку, исписанную чётким взрослым почерком, заглянул в неё и только после этого отодвинул на носу лайнера планочку-крышечку и переставил внутри, какие-то рычажки.

— Пускаю на двести метров с возвратом, — сказал он.

— Давай, — ответил Андрей. — А какая высота?

Вова осмотрел деревья и школьный забор.

— Метров сорок. — И вдруг спросил: — С демонстрацией спасения или нет?

— То есть? — не понял Андрей.

— Ну на случай аварии в полёте.

— Валяй с демонстрацией.

— Одного экипажа или вместе с пассажирами?

— Всех вместе, — хором сказали Митя с Витей, хотя, наверно, не сговаривались: всё у них получалось одновременно, точно они были одним человеком.

— Отойдите все, — попросил Вова, и ребята отодвинулись.

Вова открыл в фюзеляже лайнера крошечную дверцу, извлёк из кармана спичечный коробок с дырочками и кого-то пересадил из него в лайнер. И закрыл дверцу.

Боря нагнулся над лайнером:

— Кого это ты?

— Не мешай старту! — сказал Андрей.

— Запускаю. —