Книга Путь на восток - Мила Гусева

это отступает на задний план, растворяется словно под действием концентрированной кислоты, когда мы одновременно делаем крохотный шаг навстречу друг другу.

А потом ещё один. И ещё.

Поначалу медленно, осторожно, даже с опаской… А когда между нами остаётся не больше метра, последние хрупкие барьеры враз сметает невидимым ураганом пятой категории. Мы синхронно срываемся вперёд, его руки оказываются на моей талии, мои — смыкаются вокруг его шеи. Последний взгляд — глаза в глаза, тёмно-зелёная трясина против чернильной черноты. А через долю секунды я приподнимаюсь на цыпочки, Ксавье наклоняется ниже — и наши губы встречаются в жадном глубоком поцелуе. В бесконечной яростной борьбе, в которой никогда не было победителя.

Горячий язык скользит ко мне в рот, сильные мужские ладони стискивают талию до хруста в рёбрах, и вязкое тягучее желание сиюминутно закручивается тугим узлом внизу живота. По позвоночнику проходит волна возбуждения, концентрируясь глубоко внутри — там, где мышцы требовательно сжимаются вокруг пустоты. Меня мгновенно бросает в жар, несмотря на насквозь мокрую одежду. Лихорадочная дрожь во всём теле усиливается — но теперь меня трясёт уже не от холода, а от безудержного сокрушительного желания.

С губ против воли срывается тихий стон, утонувший в голодном жадном поцелуе.

Oh merda, я хочу его так чертовски сильно, что перед глазами всё плывет, а сердце гулко стучит в висках в бешеном тахикардичном ритме.

Руки Торпа быстро проникают под одежду, задирают ткань тонкой майки, скользят вверх по спине, перемещаются на грудь, требовательно сжимают сквозь плотные чашки бюстгальтера — соски мгновенно каменеют от интенсивности воздействия. Острота ощущений зашкаливает за критическую отметку, дыхание перехватывает от невероятно сильного возбуждения.

Я с яростью впиваюсь зубами ему в нижнюю губу, окончательно теряя чувство реальности от солоноватого привкуса крови.

Так умопомрачительно ярко.

Так бесподобно хорошо.

И так невыносимо жалко, что это первый и последний раз.

И в эту секунду я вдруг отчётливо понимаю, что совсем не хочу умирать. Не хочу лишиться жизни, едва успев вспомнить её вкус.

Не хочу потерять всё это.

Не хочу потерять… его.

— Ребята, вы тут? — позади нас распахивается неплотно прикрытая дверь. Мы резко отрываемся друг от друга. Стоящий на пороге Петрополус смущённо опускает взгляд в пол. — Извините, что помешал. Правда, простите. Честно. И вообще за всё простите… Я там наговорил всякого… Я был не прав. Но… теперь я знаю, как поступить правильно.

Его странная речь на мгновение выбивает нас обоих из колеи — пока мы с Торпом обмениваемся непонимающими взглядами, Аякс поправляет идиотскую синюю шапку и улыбается с неожиданной теплотой. Его бледное лицо с ввалившимися от недоедания щеками заметно проясняется, будто он внезапно отыскал элементарное решение сложнейшей математической задачи.

— Скажите Энид, что я люблю её. И ребёнка.

Хренов герой понимает его намерения на секунду раньше, чем я.

— Нет! — Ксавье бросается к товарищу, но Петрополус проворно отшатывается назад и захлопывает дверь, придавив её скамейкой с той стороны и заблокировав ручку. — Аякс, стой! Не делай этого, черт возьми!

— Лучше я один, чем все! — из коридора доносится звук стремительно удаляющихся шагов. Торп остервенело дёргает дверную ручку, но она никак не поддаётся.

Накатившая было растерянность быстро отступает, и я лихорадочно озираюсь по сторонам, прикидывая план действий — очевидно, взломать дверь и остановить кретина, охваченного внезапным приступом самоотверженного героизма, мы уже не успеем.

Не самая благородная часть моего разума тут же выдаёт закономерную мысль — а нужно ли это делать вообще? Если отбросить ненужную лирику, Аякс абсолютно прав. Если ему удастся отвлечь тварей на себя, мы успеем выбраться, и тогда его жертва не будет напрасной.

Но Ксавье явно с этим не согласен. Он раз за разом бьётся в злосчастную дверь плечом, в приступе слепой паники трясёт заблокированную ручку, но жалкая конструкция из тонкого белого пластика оказывается неожиданно крепкой.

На улице слышится неясная возня, едва различимая сквозь шум дождя и трескучие раскаты грома. Первоначальное оцепенение окончательно спадает, и я стремглав бросаюсь к окну, дернув шнурок на жалюзи — белые створки ползут вверх, являя взгляду трагичную картину. И хотя я всегда недолюбливала скудоумного благоверного блондинки, сердце невольно пропускает удар, когда я вижу, как Петрополус бегом мчится к трейлеру и отчаянно размахивает руками, привлекая внимание голодных тварей. Живые мертвецы реагируют мгновенно — кровожадное стадо устремляется вслед за ним, но Аякс демонстрирует неожиданное проворство. В считанные секунды ему удаётся добежать до гроба на колёсах и заскочить в салон — но дверь за собой он не закрывает, и с десяток тварей мгновенно забирается следом. Oh merda.

— Проклятье! — хренов герой подскакивает к окну и пытается провернуть ручку.

Но я не позволяю ему этого сделать, вцепившись в запястье мёртвой хваткой, и буквально отталкиваю Торпа назад.

Всю сознательную жизнь мне было наплевать на всех и вся, но теперь я вдруг осознаю, что попросту не могу позволить ему умереть.

Не смогу простить себе такого, потому что… Черт побери, да не знаю я, почему. Просто не смогу и всё. Только не теперь.

— Пусти! Ему надо помочь! — доморощенный лидер отчаянно борется со мной, пытаясь высвободить руки из стального захвата моих предательски дрожащих пальцев.

— Ты ничем ему не поможешь! — грубо встряхиваю Торпа, заставляя его посмотреть мне в глаза.

Выразительные черты лица искажены мучительной гримасой, в глубине тёмно-зелёной трясины плещется океан боли — я запоздало вспоминаю, что хренов герой мнит, будто бы несёт идиотскую ответственность за каждого из нас. Прилагаю немало сил, чтобы оттащить его подальше от окна, прямо за которым проклятые твари наверняка уже рвут на части несчастного Петрополуса. Всё-таки Аякс — непроходимый кретин и однозначно выиграл премию Дарвина за самую нелепую смерть. Кажется, он даже не пытается стрелять. Когда живые мертвецы вдоволь полакомятся его свежей плотью, они вернутся и снова возьмут нас в осаду.

— Он уже труп, — звучит жестоко, но это правда. И Ксавье тоже это понимает, продолжая сопротивляться скорее по инерции.

А долю секунды спустя я вдруг понимаю, что Петрополус вовсе не идиот. У него действительно был план.

Раздаётся оглушительный звук взрыва — стёкла жалобно дребезжат от ударной волны, и на несколько мгновений полностью закладывает уши. В моей голове яркой лампочкой вспыхивает осознание, что часть гранат, найденных на базе ВВС, мы спрятали в салоне трейлера.

Мы с Торпом, не сговариваясь, бросаемся назад к окну. Остов огромного автомобиля охвачен пламенем сильнейшего пожара, густые столпы чёрного дыма поднимаются к затянутому тучами небу, а большая часть тварей не двигается — потому