Книга Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

на закате перестройки станет очень близким Яковлеву человеком, а позже напишет восторженное предисловие к его книге, — признавался, что в 1972 году испытал «неприятные чувства» после прочтения статьи «Против антиисторизма». Якобы она поразила его «марксистской ненавистью к русскому крестьянству».

«Как мне тогда казалось, — пишет Ципко, — не имеет права русский, если он не утерял свою душу, трогать свое глубинное, национальное. […] Не мог он, как я полагал тогда, не зная лично Яковлева, не понимать, что в тех условиях единственной надеждой на спасение страны и нации была почвенническая идеология…»[102]

Странно читать это утверждение, особенно в части «ненависти к крестьянству». Вот уж чего нет в той статье, так именно этого. Да и сам Яковлев — выходец из крестьян, всегда помнивший о своих корнях, — неоднократно повторял, что никогда не боролся с писателями-деревенщиками, а, наоборот, всегда активно их поддерживал. Он боготворил раннюю прозу Василия Белова, неоднократно дружески принимал Федора Абрамова, Валентина Овечкина. Ему, партийному функционеру, не раз перепадало от начальства за эту поддержку. А критиковал он в своей статье вовсе не этих писателей, а «тех, кто, спекулируя на теме, на реальных бедах народа, протаскивал другие, далеко не безвредные идеи, идеи национального фанатизма» (цитата, как ни странно, принадлежит тому же Ципко).

В одном из интервью, опубликованном в 1997 году, Александр Николаевич так говорил о «квасных патриотах»: «Я длительное время пытался ответить на вопрос, куда и кому они торят дорогу. Некоторые мои друзья объясняли их пафос искренней болью за Россию. Увы. Любое рассуждение о сложностях бытия сводилось у этих „инженеров человеческих душ“ к поиску виноватых. Виновниками всех бед оказывались евреи, масоны, космополиты, агенты ЦРУ и мирового капитала, интеллигенты, а наше время добавило к этому набору еще и демократов, „лиц кавказской национальности“»[103].

И далее он произносит слова, которые особенно актуально звучат сейчас: «Образ врага всегда дает возможность не думать, не искать истинных и серьезных причин того или иного явления. Вот эти фантомы иррационального сознания и рождают все — крестовые походы, охоту на ведьм, кампании по борьбе с космополитами, путчи и т. д.».

Не всем близок подчеркнутый, ярко выраженный интернационализм Яковлева. Как человек абсолютно лишенный тех оков, которые пеленают сознание, свободный в своих мыслях и чаяниях, он видел будущий мир тоже свободным — от границ, таможен, паспортных контролей, виз и всех других условностей, придуманных за многие века и призванных ограничить свободу граждан в угоду мнимому патриотизму, выдуманному суверенитету, мифическим национальным интересам. Для Яковлева глобальное сознание — это прежде всего открытое и честное сотрудничество стран и народов во всех областях — экономической, политической, культурной, научной, спортивной… Сотрудничество во благо всего человечества, в интересах мира и взаимопонимания.

Звучит в наше время наивно, но разве не это — единственный путь к спасению человечества?

Будучи настоящим (а не квасным, уродливым) патриотом, он полагал, что только такое устройство мира и может обеспечить прогресс и процветание собственной страны. Для Яковлева разговоры о «русском мире», так же как и об «американском мире», «китайском мире», «еврейском мире», означали сигнал тревоги, на который лично он всегда реагировал одинаково — в 1973 году той знаменитой статьей в «ЛГ», а впоследствии своими многочисленными интервью, выступлениями, записками.

До последних дней он был непримирим к любым попыткам изоляционизма, проявлениям ура-патриотизма. Националисты всех мастей были ему отвратительны. Он понимал, что это путь не только в тупик, в застой, в тлен, но еще и огромная опасность перерождения подобного «патриотизма» в воинствующий экстремизм.

Как бы там ни было, а летом 1973 года жизнь Яковлева сделала крутой поворот. Пройдя короткую стажировку на Смоленской площади, в основном связанную с познанием всяких протокольных тонкостей будущей службы, он вылетел рейсом «Аэрофлота» в Монреаль. Расстался с Москвой на целых десять лет.

Глава 3. «Сладкая» ссылка

В монреальском международном аэропорту «Мирабель» чету Яковлевых встречали не только сотрудники нашего посольства, но и все руководители диппредставительств социалистических стран, аккредитованные в Канаде. Это была дань установленному протоколу: в те годы совпосол автоматически являлся главным в компании коллег из «братских» государств.

Александр Николаевич обменялся с послами рукопожатиями, выслушал их дежурные приветствия, сказал все приличествующие моменту ответные слова. И оказался лицом к лицу со своими — это были советник-посланник, второй секретарь посольства и водитель. С лиц дипломатов тоже не слезали привычные дежурные улыбки: велком! Но было заметно, что они волнуются.

Для всего персонала нашего диппредставительства в Оттаве внезапная смена посла стала полной неожиданностью. Вроде бы к Борису Пантелеймоновичу Мирошниченко у Москвы никаких вопросов не возникало. Товарищ проверенный, надежный, работал и в МИД, и в ГДР, возглавлял отдел в ЦК КПСС, был ректором МГИМО. За пять лет, проведенных им в Канаде, зарекомендовал себя как дипломат, твердо отстаивающий интересы Советского государства. И вдруг — раз, и нет его. Говорят, уже возвращался к месту службы из отпуска, а в московском аэропорту его завернули обратно: ждите новое назначение. Посольские гадали: на чем же мог проколоться Борис Пантелеймонович?

А причина заключалась в другом. Инстанция приказала Министерству иностранных дел срочно трудоустроить Яковлева. Желательно в англоязычную страну, и такую, чтобы была не из первого ряда, но и не последней. Неизвестно, кто на Смоленской площади сказал решающее слово, может быть, министр Громыко, может быть, его первый зам Кузнецов, с которым Яковлев находился в добрых отношениях. Вообще-то между МИД и ЦК всегда складывались непростые отношения, оба ведомства очень ревниво относились к кадровым обменам. Но если со Старой площади, с самого «верха» на Смоленку поступало указание трудоустроить данного товарища в соответствии с его статусом и высказанными рекомендациями, то мидовцы послушно брали под козырек. Вот и сейчас мгновенно произвели рокировку: Мирошниченко перенаправили послом в Кению, а на его место определили Яковлева.

Ничего этого сотрудники посольства не знали. Судачили: чем грозят перемены, что за человек этот Яковлев? И как теперь с приходом нового начальника поменяется их жизнь?

В минивэн погрузили багаж. Дипломаты сразу обратили внимание на то, что посол сильно припадает на одну ногу. Внешне, как им показалось, в его облике не было ничего монументального. Круглое добродушное лицо, умные глаза за стеклами очков в роговой оправе. Спокойный, неторопливый говор. И супруга посла на первый взгляд казалась женщиной вполне приятной, не из тех, кто станет строить из себя царицу.

Александр Николаевич с Ниной Ивановной уселись на заднее сиденье «мерседеса», советник-посланник устроился на переднем. Обернулся назад:

— Как долетели, Александр Николаевич?

— Все хорошо, —