Книга Последний дом на Никчемной улице - Катриона Уорд

Я все собираюсь записать мой рецепт сэндвича с уксусом и клубникой, но сейчас у меня для этого нет настроения.

Оливия

Наконец вспыхивает свет. Я чувствую на себе руки Теда, вытаскивающие меня из мрака. От его дыхания воздух пропитался густым духом бурбона.

– Привет, киса, – дышит он в мою шерстку, – ну что, теперь будешь вести себя хорошо? Будем надеяться, что да. Я по тебе страшно скучал. Пойдем посмотрим телевизор. Я тебе что-нибудь расскажу, поглажу, а ты помурлычешь. Здорово, да?

Я корчусь, пытаясь вырваться из его рук, и царапаю ему когтями лицо. Полосую руки и грудь, ощущаю под лапками хлопок и голую плоть, чувствую, как проступает кровь. Потом убегаю и прячусь под диван.

– Котенок, ну пожалуйста, вылезай, – зовет меня он.

Затем приносит тарелку с парой куриных палочек и ставит ее посреди комнаты у кресла с откидной спинкой. Воркует и все меня зовет.

– Иди сюда, киса… Ксс-ксс-ксс.

Лакомство действительно распространяет отличный аромат, но я не двигаюсь с места. Хочется есть и пить, однако злость все равно сильнее.

«У меня такое чувство, что я тебя больше не узнаю», – сообщаю я ему, хотя он, конечно же, слышит одно лишь шипение.

В конце концов Тед сдается – вполне в его духе. Потому что никогда не берет на себя ответственности за что бы то ни было.

Когда он уходит, из-за отворота его брюк вываливается какой-то предмет. Белый и небольшой, но что это такое, я разобрать не могу. Он подпрыгивает, и у меня дергается хвост. Так и подмывает за ним погнаться. Тед ничего не замечает.

Из кухни доносится глухой хлопок открываемой банки с пивом, потом клекот у него в горле, когда он пьет, а еще какое-то время спустя тяжелая поступь поднимающегося по лестнице человека. С громким звуком пробуждается к жизни проигрыватель, и опечаленная женщина заводит песню о танцах, растягивая гласные. Теперь он уляжется в постель, тихо включит музыку и будет пить до тех пор, пока в доме не останется ни капли спиртного.

В данный момент я прячусь под диваном, несмотря на то что мне безбожно щекочут нос комки пыли. Это надо записать.

Итак, я, вполне естественно, заполучила ту штуковину, что выпала из отворота Тедовых брюк. Я не могла устоять перед соблазном. Сами знаете – кошки, любопытство и все такое прочее.

Я осторожно подползла к ней, вжимаясь животиком в пол. От нее волнами исходил какой-то запах. Точно такой же мне доводилось слизывать с губ и лап после того, как ко мне приходил Мрак. Такой же запах издавал маленький белый шлепанец. Именно тогда мне стало ясно, что все это очень-очень плохо.

Предмет я зажала в зубах. Им оказался квадратик бумаги, который был сложен столько раз, что в итоге превратился в маленький твердый шарик. «С какой стати Теду носить его за отворотом брюк?» – подумалось мне. Странно.

Я забралась обратно под диван, гарантировавший мне безопасность, и развернула записку, подцепив ее коготком. В действительности это была не бумага, а клочок тонкой, белой, красивой древесной коры. Однако им воспользовались в качестве папируса. Я углядела на нем слово, написанное на кремовой поверхности розовым маркером. Потом узнала корявые буквы и застыла как вкопанная. Они не раз и не два попадались мне на глаза на кухне – на белой доске для фломастеров.

Это был почерк Лорен. Над написанным розовым маркером словом виднеются три неправильной формы коричневых пятна – будто далекие острова. О том, что это, мне говорит нос. Брызги крови.

Я несколько раз отодвигала от себя эту странную записку, делая вид, что ее для меня нет. Но потом возвращала обратно, снова и снова читала, каждый раз надеясь, что в ней окажется что-то другое. Но ничего не менялось. Оно оставалось на месте – одно-единственное слово.

ПОМОГИТЕ.

Тед

Я пью бурбон прямо из бутылки, не тратя время на стакан или лед. Горячительный напиток стекает по лицу, от его паров щиплет глаза. Катастрофа, катастрофа, катастрофа. Надо все прекратить. За мной наблюдают. В мой дом вломились. Если бы меня так не натаскала Мамочка, я мог бы этого и не узнать.

Во время первого утреннего обхода с тетрадкой я ничего не заметил, – что как раз доказывает ее правоту. Все, казалось, было в полном порядке – окна надежно и плотно заколочены фанерой, в дырочки все прекрасно просматривается. Настроение у меня было лучше некуда.

Во время вечерней проверки я торопился. Меня ждали несколько пончиков и непочатая бутылка бурбона, а по телевизору в шесть показывали ралли монстр-траков. Поэтому я с нетерпением ждал вечера и инспекцию провел немного небрежно. Разве можно меня в этом винить? Когда ноги уже несли меня обратно домой, краешком глаза углядел одну странность.

Если бы в нужный момент из-за тучки не выглянуло солнце и не послало вниз свои лучи под нужным углом, я, вполне возможно, ничего бы не заметил. Но оно выглянуло, и я заметил. Серебристый проблеск. Булавочный укол света, крохотная яркая капелька на фоне выгоревшей от солнца и дождя фанеры, прикрывавшей в гостиной окно.

Я с трудом продрался через густые заросли кустарника и травы, вплотную подступившие к дому. Тетрадь прижал к себе, стараясь ее защитить. На этой планете вообще есть хоть что-то, не желающее процарапать меня до кости? Но пробиться через них оказалось легче, чем ожидалось вначале. Некоторые ветки на кустах были сломаны и теперь печально висели, будто через них кто-то недавно уже пробирался. Другие валялись в грязи, словно примятые чьей-то ногой. В душе шевельнулась тревога.

Подойдя к окну, я подергал фанерный лист, но он не поддался, накрепко прибитый гвоздями. Отошел на несколько шагов назад и опять посмотрел. Что-то было не так, только вот что? И в этот момент опять выглянуло солнце, озарив шляпки гвоздей. Они ярко сияли, будто их только что купили в магазине.

И тогда до меня дошло – у меня кто-то побывал. Подполз к дому сквозь ощетинившуюся шипами ежевику и ядовитый сумах, осторожно вытащил из оконной рамы гвозди и снял фанеру. После чего, надо полагать, сдвинул вверх раму и проник внутрь. А по прошествии какого-то времени вылез обратно, прибил лист и ушел. Хорошая работа. Я вполне мог бы никогда ничего не узнать. Единственное, ему надо было подумать и воспользоваться старыми гвоздями. А он вместо этого вбил вот эти, новехонькие и блестящие. Когда именно, теперь уже не узнаешь. Все эти мысли словно без конца отвешивали мне подзатыльники.

Может, за мной наблюдают и сейчас? Я посмотрел по сторонам, но все было тихо. Где-то ворчала газонокосилка.

Я вновь побрел через колючий кустарник и подошел к задней двери, чувствуя на себе тяжесть невидимых глаз. Не побежал, хотя и хотелось – бежать жаждала каждая мышца, от безудержного желания дать деру зудела кожа. Перешагнув порог, я тихонько закрыл дверь и запер на все замки. Щелк, щелк, щелк. Однако этот звук больше не означал для меня безопасность. Я подошел к окну гостиной. Над подъемной рамой пальцы нащупали шпингалет. Когда я его повернул, он отвалился, осыпав меня дождем коричневой пыли. С течением лет он прогнил насквозь. И в дом теперь мог бы забраться кто угодно.