Книга Аллегро на Балканах - Александр Михайловский

Первым делом шквал огня и металла обрушился на самую дальнюю турецкую батарею на мысу Рива, прикрывавшую удобные для высадки десанта пляжи западнее устья речки Чаягазы. Так как погода была хорошей – ветер слабый, а видимость миллион на миллион – русские корабли подняли в небо аэростаты воздушного наблюдения и, не спеша, с корректировкой, приступили к бомбардировке фугасными снарядами вражеских укреплений, имея задачу «срыть до основания». Возразить туркам было нечего. Батарея включала в себя всего три шестидюймовых орудия с длиной ствола в двадцать шесть калибров и проигрывала русским корабельным пушкам и по дальности стрельбы, и по весу «аргументов». И как только от разбитой батареи перестали лететь каменные обломки, к песчаным пляжам у основания скалистого мыса на полной скорости подскочили четыре номерных миноносца, выбросивших на берег роту морской пехоты, которая всего через четверть часа подняла над развалинами турецкой батареи Андреевский флаг.

А корабли тем временем, даже не меняя позиции, перенесли огонь на следующие батареи: «Юм-Буруну» (2 орудия калибра 240/35) и «Эльмас» (4 противоминных 75-мм пушки), расположенную чуть дальше. Но это, собственно, уже отвлекающий маневр, поскольку для Юм-Буруну, развернутой основным направлением огня к горлу пролива, пляж, предназначенный для десантирования, находится на тыловой директрисе за пределами сектора ведения огня, а с батареи Эльмас он и вовсе не просматривается, ибо тому мешает мыс, где расположена батарея Юм-Буруну.

А вот и десант – спешит, коптя небо черным дымом четырех десятков паровых шхун так называемого «азовского типа». Больше суток они шли к своей цели – и вот дошли. Именно из-за них, вышедших в море на рассвете семнадцатого числа, операцию нельзя было ни отменить, ни застопорить. Перед войной эти лайбы строились как торговые суда, с возможностью их мобилизации в десантные транспорты. Водоизмещение – от тысячи до тысячи пятисот тонн, скорость – десять узлов, однако имеется возможность выйти носом на берег, быстро выбросить десант или произвести разгрузочно-погрузочные операции, а потом, включив реверс, упятиться обратно в море. Очень востребованное свойство в прибрежной торговле, когда плавучий коробейник может пристать к каждой прибрежной деревне – не зависимо того, есть в ней оборудованный причал или нет. Но главным достоинством таких шхун была государственная дотация, выплачиваемая судовладельцу за то, что тот содержал пригодный к мобилизации корабль. Всего к началу войны было построено шестьдесят таких шхун, и в первой волне десанта из них участвовали сорок две.

Но первыми к пляжу опять же подошли миноносцы – они стремительно выбросили авангард и тут же отошли от берега. Сопротивление высадившимся бойцам никто не оказал – да это и неудивительно, ведь населяли прибрежную полосу преимущественно греки, рыбаки и контрабандисты, не питавшие особых симпатий к османским властям, а регулярных турецких частей тут быть не могло, поскольку прежде в эту сторону русские и не глядели. А ведь, казалось бы, условия для высадки десанта почти идеальные – удобные пляжи, слабая оборона и лояльное местное население, которое будет только радо, если русские единоверцы освободят их от бессмысленно жестокой власти турецких поработителей. Впрочем, высадкой десанта на этом участке операция не заканчивалась, а только начиналась. После того как завершится первый этап, под ударом с тыла окажутся батареи, расположенные на азиатском берегу пролива, и произойдет это примерно тогда же, когда части семнадцатого и тринадцатого армейских корпусов проделают то же самое с европейской стороны Босфора.

На Константинопольском направлении в авангарде наступающих войск продвигался восьмой армейский корпус. Русские солдаты, потуже затянув ремешки новомодных касок, по утреннему холодку бодрым шагом продвигались по старой, еще римско-византийской дороге, в те далекие времена соединявшей Андрианополь с одноименными воротами Константинополя. Командовал корпусом ветеран еще прошлой русско-турецкой войны генерал-лейтенант Аркадий Платонович Скугаревский. Этот боевой дед был нелюбим при прошлом царствовании за то, что он прямо говорил в глаза зажравшимся высокопоставленным павлинам, что система отрицательного отбора в русской армии – когда повышают удобных да послушных, не обращая внимания на отсутствие у них тактических и стратегических талантов – способна довести ее до погибели. Сказать такое Куропаткину, который сам был отличным хозяйственником, но никаким боевым генералом – это нажить себе врага на всю жизнь.

Но вот сменился цвет времени; царь Николай пост сдал, царица Ольга пост приняла – и вдруг удобных да послушных стали задвигать в дальние тыловые гарнизоны, да на интендантские должности. А на их место откуда-то из недр офицерского корпуса из батальонных и даже ротных командиров стала подниматься новая железная поросль, молодая и злая, пригодная, скорее, для условий, схожих со второй половиной восемнадцатого века, когда Россия не успевала выйти из одной победоносной войны, как уже ввязывалась в следующую. И в первых рядах этой новой когорты широко шагают князь-консорт господин Новиков и его лучший друг Великий князь Михаил. Ни с тем, ни с другим генерал Скугаревский знаком не был, но уважал обоих за сокрушительную победу под Тюренченом. И теперь, стоя на пригорке и глядя, как мимо ровными рядами проходят батальонные колонны солдат в новой форме оливково-песочного цвета, генерал думал, что прошло всего три года, а нынешняя война уже совсем не та, что была против японца.

Свое назначение в наступление на Константинополь этот генерал воспринимал как законную награду за долгие годы беспорочной службы, за то, что корпус у него в порядке, солдаты исправны, обмундированы, накормлены и напоены и обучены чему следует, исходя из устава. А еще тридцать лет назад во время прошлой турецкой войны, будучи подполковником, он в этих краях командовал батальоном в 33-м Елецком полку и прошел ту кампанию от начала до конца. И отныне – вперед и только вперед. В ту войну подполковник Скугаревский Константинополь не взял, а в эту обязательно возьмет. Не может не взять.

19 августа 1907 года, вечер, азиатский пригород Константинополя Ускюдар-Скутари, дворец Бейлербейи. КП и расположение штаба лейб-гвардии корпуса морской пехоты.

Командир корпуса, князь-консорт и генерал-лейтенант Александр Владимирович Новиков.

Раскаленное солнце катится за горизонт, второй день сражения за Стамбул-Константинополь подходит к концу. Столица османских султанов стиснута тугим кольцом окружения. Под властью турок остался только Старый Город еще византийских времен, представлявший собой полуостров треугольной формы, с двух сторон ограниченный Мраморным морем и заливом Золотой Рог, а со стороны суши огороженный крепостной стеной. А вот европейский Новый Город, пригороды Пера и Галата и все остальное на другом берегу Золотого Рога наша армия уже заняла – где с боями, а где и просто так, отжимая деморализованные турецкие подразделения одной угрозой окружения.

Второй резервный корпус, который султан Абдул-Гамид незадолго до своей смерти ввел в столицу для ее обороны, отчаянно не хотел воевать. Его аскеры стали сдаваться нашим войскам пачками, как только стало известно, что их не расстреляют и не отправят в Сибирь, а как будущих подданных русской императрицы сразу отпустят на все четыре стороны. А все потому, что этот корпус был набран в вилайете Смирна (он же Айдын), который вместе с другими землями, окружающими Мраморное море и имеющими преимущественно христианское население, составит Босфорско-Константинопольское генерал-губернаторство. К своим будущим подданным моя супруга императрица проявила милость, заявив, что те из них, кто добровольно сложит оружие, не будут считаться военнопленными и сразу будут отпущены к себе домой.