Книга Коснуться мира твоего - Оксана Алексеева

Первые сутки мы просто проспали. Да и потом не было сил куда-то выходить, даже Шо выгнать было невозможно – тоже нагулялся надолго.

После настойки знахарей вперемешку с таблетками я чувствовала себя гораздо лучше, даже кашель быстро отпустил – Кирк был прав, мне просто нужно было согреться. Нога уже так сильно не болела, но передвигаться все равно было крайне сложно – скорее всего, изящной походкой я уже похвастаться никогда не смогу. Но стоит поблагодарить Отца за то, что я вообще жива и хожу. Кирк ходил в лавку за продуктами и тут же возвращался, сообщая новости, главной из которых стала беременность Двадцатой Матери от Закари. Я не могла подобрать слов, чтобы описать свои эмоции по этому поводу.

К ночи усталость все же сказывалась, но я ждала, когда и Кирк выйдет из ванной, чтобы привычно понежиться перед сном. Едва он лег рядом, я тут же устроилась на его плече. Его рубаха немного задралась, и я впервые заметила эти знаки. Мы никогда не переодевались в присутствии друг друга – я вообще не знаю, как к этому относятся в нестандартных семьях – поэтому даже его живота до сих пор не видела.

– Можно? – я взялась за край рубахи, собираясь приоткрыть и рассмотреть. Мужчины редко бывают настолько стеснительны, чтобы моя просьба выглядела как-то особенно неуместно.

Он почему-то улыбался, потом закусил на мгновение нижнюю губу и ответил после заметной паузы:

– Ни в чем себе не отказывай.

Я подняла ткань. В правой верхней части живота чернели три звезды.

– Что это значит? – Я провела пальцами, а он зачем-то напрягся.

– Дети. Мы делаем татуировки, если ребенок пережил одну зиму – вроде как знак гордости. Скоро, я надеюсь, появится и третья. Тая чувствует себя хорошо, как мне сказали.

Я все это понимала и раньше, но почему-то только в этом момент меня будто обухом по голове огрели. Кирк – отец троих детей, который гордится этим. И для его гордости в их обществе есть твердые основания. Конечно, я радовалась, что мне повезло быть бесплодной – картинки из учебника до сих пор вызывали у меня холодный пот, но теперь, оказавшись в этой ситуации, я почувствовала и собственную ответственность:

– Кирк… – Я продолжала водить пальцами по его животу. – Когда ты будешь уходить на ночь к какой-нибудь Матери Города – это не будет считаться изменой.

– Разве? – голос его был спокойным, как и обычно.

– Семья держится на уважении и доверии, а не на гормонах, Кирк, – я верила в каждое произнесенное слово всей душой. – Если ты будешь относиться ко мне так же, как сейчас, то это и есть верность. И я не считаю себя вправе требовать, чтобы ты нарушал ваши традиции. Клянусь, я никогда не упрекну тебя в том, что ты станешь отцом и других детей, – я подняла голову, чтобы взглядом подчеркнуть, насколько я серьезна. – Я буду радоваться, как буду радоваться любой твоей победе.

Он ничего мне на это не ответил – думаю, и сам понимал, что это единственно верное решение. Показалось, что во взгляде его промелькнуло сомнение, но я не поняла его природы, поэтому и не стала заострять внимания. Опустила голову ему на грудь и продолжила водить пальцами по татуировкам, по горизонтальным и вертикальным линиям, ощущая разбегающиеся мурашки. Только потом уловила, что дышит он быстрее, чем обычно.

– Хани, – его голос стал тихим и немного хриплым. – Я… я не хотел бы на тебя давить… Но ты или спи уже, или…

Он не закончил мысль, но я поняла. Мозг быстро собрал воедино все его реакции, не оставив и шанса усомниться. Я замерла.

Можно ли любить того, кого так плохо понимаешь? А если можно, то не хочешь ли разделить с ним все на свете, даже если это вызовет неприятные ощущения и боль? Стало жутковато и тревожно – в большей части от того, что я вдруг поняла, что окончательно на это решилась. Теперь и мое дыхание сбилось – от волнения и рывков страха. Я снова посмотрела на него – какой же он красивый. Я выбрала себе кольцо из белого камня с серыми прожилками – это почти цвет его волос. Мне раньше никогда и ни на кого не нравилось так смотреть, как на него.

– Кирк… я хочу…

Теперь и я не смогла закончить, но он уловил очевидное, не дал мне возможности передумать.

«Это» оказалось практически тем, что я и предполагала всегда – болезненно и неприятно. Единственный положительный момент, из-за которого я не пожалела об этом решении, заключался в самом Кирке. Он словно стал другим человеком – сумасшедшим, напористым, останавливающим себя, чтобы успокоить меня нежным шепотом – к сожалению, его шепот не сильно помогал. Я не могла отделаться от мысли, что делаю что-то извращенное – а от этого не могли отвлечь ни его поцелуи, ни ласки. Я смущалась своего обнаженного тела, возможно, поэтому внутри все сжималось, принося дополнительную боль. Кажется, я вздохнула от облегчения, когда все закончилось. Хотела побыстрее скрыться от него в ванной, но он не дал мне этого сделать – будто сам не видел, как мне стыдно перед самой собой и перед ним.

– Хани… Да послушай ты меня, Хани! – Он снова навалился сверху, чтобы поймать в ладони мое пылающее лицо. – Прости меня. Прости, слышишь?

Я не думала, что он скажет именно это.

– За что? Я ведь сама согласилась.

Он поморщился, словно теперь ему было больно:

– Я понимал, что ты еще не готова. Я должен был подождать.

Меня его реакция озадачила сильнее, чем собственная. В конце концов, ничего смертельного не произошло, да и боль была вполне сносной – если ему захочется, я смогу и потом вытерпеть. Погладила его по волосам, улыбнулась:

– Чего подождать, Кирк? Разве для тебя семья возможна была без «этого»?

Он покачал головой:

– Ты даже слово «это» до сих пор используешь. Понимаешь, Хани… Секс очень приятен для обеих сторон. – Я не поверила ему, и возможно, он это заметил в выражении моего лица. – Хани, да послушай ты меня! Не отворачивайся. Я никого и никогда не хотел так, как тебя. Но если ты не захочешь спать со мной – я все равно останусь рядом. Ты мне ничего не должна, понимаешь? – я кивнула неуверенно. – Но я хотел бы, чтобы ты дала мне шанс убедить тебя, что сейчас ты ошибаешься. Чтобы все было прекрасно, ты должна доверять мне полностью, не думать ни о чем другом, не закрываться, не стыдиться того, что ты делаешь, отпустить себя на волю, понимаешь?

Я не понимала. Но в его речи уловила кое-что очень важное – он хочет остаться рядом, даже несмотря на то, что сам иначе видит наши отношения. Он хочет остаться рядом, несмотря ни на что! Обезьяны не используют слово «любовь», но если это не она, тогда что вообще? От этой мысли внутри стало так тепло, что я заставила себя ответить:

– Хорошо. Я обещаю попытаться.

Кажется, он даже удивился такой легкой победе. Сразу улыбнулся, прикрыл на секунду глаза.

– Отлично. Тогда давай для начала пойдем в ванную вместе?

– Чего?! Ну уж нет! – Я подскочила и завернулась в одеяло. – Извращенец!