Книга Пробуждение - Юрий Пашковский

— Почему? — Кедар задумался. — Ну, они слабые…

— Тогда я убью тебя. Прямо сейчас. Ты неимоверно слаб по сравнению со мной.

Меченый оказался рядом, и его пальцы, ставшие стальными, впились в горло Атана. Кожа не успевала вырастить Нефритовых Гадюк, Кожа не успевала, а Кедар…

Меченый опять сидел в кресле и смотрел на пляшущий в камине огонь. Кедар вздохнул и с опаской потрогал горло. Следы от пальцев Меченого остались…

— Почему я не убил тебя, чудовище? — спросил человек.

— Потому что тогда убьют тебя. Меченый поморщился:

— Неужели ты думаешь, что по окончании твоего обучения я покину этот замок? Как же ты еще мал… Нет. Я не убил тебя, потому что убить — не значит победить. А если говорить о слабых, не о женщинах, детях и стариках, слабых лишь потому, что это засело в твоей голове, а вообще о слабых… Победить слабого — не означает победить. Это значит унизить. Самого себя, если ты сильнее. Это нарушение границы и превращение в чудовище, недостойное жить. Чудовища, между прочим, долго не живут. Их всегда убивают.

Потому что они разрушают границы, которыми прочен мир смертных, их шаткое, построенное на воображении Мироздание.

— Иногда ты говоришь сложно…

— А ты бы иногда лучше и не говорил, чудовище. Так почему ты хочешь их убивать? Потому что хочешь крови? Нет. Ты вообще не испытываешь Жажды.

Кедар вздрогнул. Об этом он никому не говорил. Это было его тайной.

— Не беспокойся, чудовище. Об этом знаю только я. Ты ведешь себя не так, как другие кровососы. Помнишь, я порезался во время бритья? Твой учитель географии на меня так жалостно смотрел, будто ждал, что я ему сам свое горло подставлю. А ты проигнорировал. Совсем. И когда тебе приносят кровь, ты ее пьешь как воду, будто для тебя нет разницы. Значит, чудовище, Жажды у тебя нет. Так почему же ты хочешь убивать тех, кого считаешь слабыми? Женщины. Дети. Старики. Почему?

— От твоих вопросов у меня начинает болеть голова.

— Я могу сделать так, что она у тебя будет болеть все время, чудовище. Отвечай на вопрос.

— Я… — Кедар отвернулся. Что он хочет услышать? Почему пристал к нему? Хочет знать? Хочет знать правду? Ну, пускай знает! — Я хочу убивать. Я могу убивать. Каждую ночь я чувствую Жажду, но эта не Жажда крови. Это голод. Голод, который я могу насытить только убийством. — Кедар поднял затрясшиеся руки. — Кожа… Моя Кожа готова убивать, как только я подумаю об этом, а я думаю все время! Я хочу убивать, чтобы не чувствовать голод! И кто ты такой, чтобы судить меня?! Чувствовал ли ты голод, пронизывающий тебя, словно зимний холод?! Ты, великий воин, знаешь ли ты, что такое каждый вечер просыпаться, желая кого-нибудь убить, и мучиться, если этого не сделаешь?! Человек, будь ты проклят!

Убивать хотелось все сильнее. Он мог наброситься на учителя, чтобы попытаться утолить голод. Мог… убивать… убивать…

Меченый молча наблюдал за ним. И вдруг сказал:

— Злых людей надо ненавидеть. Но тех, кто одержим слепой яростью, можно только оплакивать. Ибо больше всех достоин сожаления тот, кто этого не понимает; несчастнее всех тот, кто не замечает своего несчастья. Ведь для того, чтобы исцелиться, нужно знать свою болезнь. — Сделал паузу. — Умный смертный это написал. Вычитал в толстой книге в Библиотеке Школы. Знаешь, чудовище, я иногда жалею, что мало времени уделял знаниям о мире и отношениях смертных. Это, видимо, из-за возраста. Когда молод, думаешь, что знаешь достаточно, чтобы жить и судить о реальности. Ты знаешь о своей болезни, чудовище. Значит, можешь бороться с ней. Ты ведь не убиваешь всех, кто окружает тебя. Мне говорили, что ни одного Наставника или учителя ты не убил. А ведь они слабее тебя… Хочешь избавиться от своей слепой ярости?

— От этого не избавишься, — угрюмо сказал Кедар, склонив голову на плечо. — Это — моя Кровь. Только когда умру, я перестану испытывать голод убийства.

— Тогда поставь границу, — сказал Меченый. — Ты же слаб именно из-за этого. Из-за того, что ты раб своей Кожи, раб своей Крови, Порченой Крови. Как наследные принцы и принцессы несвободны в выборе будущих супругов, так и ты несвободен в выборе, пока берешь силу от Кожи. Но сбеги из дворца, отрекись от престола, получи титул ландграфа и живи в своем замке вдали от столицы и дворца с тем, кто тебе люб. Одолей Кожу, чьим рабом ты являешься. Поставь перед ней границу. И станешь сильнее. Может, даже сможешь победить меня.

Кедар недоверчиво посмотрел на человека.

Наступила зима, и они перебрались в подземелья. Учитывая, что большинство помещений замка и так находились под землей, то подземелья находились еще ниже.

— Ты так и не ответил мне!

— Ась? — Учитель завязал себе глаза и уши плотной черной тканью и гонял Кедара по комнате, избивая его веточками. Узкий длинный эсток совсем не помогал Атану, а даже мешал. Остановившись, Меченый снял повязку и посмотрел на запыхавшегося Кедара.

— Почему женщины, дети и старики? Почему ты вообще не пообещал никого не убивать? Разве такая граница не сделала бы тебя еще сильнее?

— В Мироздании смертных слишком много чудовищ, чтобы не убивать никого, — серьезно ответил учитель. — Если бы я пообещал никого не убивать, как бы я покончил с разбойниками, что нападают на караваны и убивают невинных смертных? Как бы я сражался с тварью из Нижних Реальностей, прорвись она в город, где я живу? Как бы я защищал свою семью, воюй мое государство с другим? Я надеюсь, что когда-нибудь в головах возникнет граница, после которой ни один меч не обагрится кровью, ибо в этом не будет нужды. Но я не доживу до тех времен. Да и ты, чудовище, не доживешь, живи хоть тысячу лет.

— Но почему?

— Ты меня достал! — воскликнул Меченый.

Кедар инстинктивно сжался и тайно подготовил Кожу смягчить удар — он научился делать это без прямого выращивания Гадюк. Но Меченый сел на лавку и вздохнул.

— Ладно, думаю, ты что-то понял, если до сих пор не умер от тренировок. Слушай и запоминай. Повторять я не буду. Я думаю обо всех смертных следующим образом. Мужчины по натуре своей смотрят на выдуманное смертными Мироздание как на функцию самих себя. Для них, например, не существует оружия как такового. Это пучок функций для них: колоть, резать, пронзать, убивать. И поэтому им так легко разрушать все вокруг себя: не будет одной функции, ее заменит другая. Они абстрагируют вещи, и вещь как таковая им неважна. Если бы мир населяли одни мужчины, они перебили бы друг друга еще раньше, чем вымерли бы. А женщины — основа стабильности выдуманного смертными Мироздания. Но не потому что они консервативны. Мужчины, как бы ни стремились овладеть миром как одной огромной функцией себя, намного консервативнее. Женщины властвуют над самими вещами, они видят самодостаточность вещи, а не ее функцию. Пока существуют женщины, до тех пор будет прочно выдуманное Мироздание. Видимо, потому, что именно через них в наш мир приходят дети. — Учитель задумался. — Хотя был я как-то в институте благородных девиц. Они там друг друга съесть готовы… М-да… Я, скажу тебе, чудовище, терпеть не могу воительниц. Разве ж это женщина? Куча мускулов, груди почти нет, вся в шрамах и рубцах, даже не пахнет, как женщина. Из техники соблазнения только удар кистенем.