Книга Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты - Мортен Тровик

Новость о смерти Ким Чен Ира сообщила, едва сдерживая рыдания, одетая в траурный костюм ветеран телевидения Ли Чхон Хи — самая известная дикторша в стране. Именно она в свое время в том же узнаваемом, драматичном стиле поведала миру о смерти Ким Ир Сена. Как и тогда, новость вызвала спонтанные массовые проявления скорби, судорожные рыдания и громогласные причитания по всей стране.

Старики рвали волосы на голове, кричали от горя и воздевали руки к небесам. Целые классы рыдающих школьников лежали на тротуарах, словно разбросанные куклы, — точно так же, как их родители 17 лет назад. Суровые офицеры стоически промокали уголки глаз с лицами, перекошенными от горя. Когда кортеж с черным катафалком медленно ехал через Пхеньян к Кымсусанскому мавзолею — месту последнего упокоения Вождя, — истерически рыдающие толпы через силу сдерживали истерически рыдающие солдаты. А поскольку Северная Корея теперь была более открыта международным СМИ и информационные технологии тоже изменились, безутешный народ предстал перед окружающим миром в стольких ракурсах, что в 1990-х такого и представить не могли. И мир мог оценить: было ли что-то неискреннее и постановочное в этой массовой скорби? Или все было по-настоящему? Это истинные чувства или притворство? Скорее всего, того и другого понемногу.

Умы и сердца

★

Реалистичная игра означает, что актер говорит и ведет себя как в реальной жизни [112].

Ким Чен Ир. «Характер и актер»

★

«Да неужто они действительно сами в это верят?» — неизбежный и совершенно естественный вопрос любого приезжего после нескольких дней или недель под постоянным давлением тысячи лиц официальной пропаганды: сопровождающих, экскурсоводов, дикторов теленовостей, памятников, архитектуры, вездесущих лозунгов, а также местных жителей, на разные лады повторяющих мантры в честь «Великого/Любимого/Верховного вождя /Товарища / Вечного президента / Солнца двадцатого века / Генералиссимуса Ким Ир Сена / Чен Ира / Чен Ына» (подчеркнуть нужное). Благодаря «неистощимому энтузиазму и искренней заботе о корейском народе / лидерским качествам на пути к победе социализма / непревзойденной мудрости и гениальности» они «указали нам путь к всеобщему благосостоянию и счастью / вели нас вперед к возведению неприступного оплота независимости / освободили нас от ужасов японского рабства и разбили американских империалистов в Отечественной освободительной войне». И так далее. Большинство северокорейского населения живет под такой аккомпанемент круглые сутки, 365 дней в году. Тот же вопрос настойчиво звучит в голове, стоите ли вы в окружении 500 000 кричащих в экстазе участников парада, прославляющих пухлого коротышку на балконе, «словно недостающее звено между Нюрнбергскими съездами НСДАП и истерией вокруг битлов» [113], или наблюдаете, как взрослые люди разражаются рыданиями над сделанной почти 20 лет назад видеозаписью траурного кортежа на похоронах Ким Ир Сена. Безудержное хвастовство и самодовольство официальной пропаганды так же трудно принимать всерьез, как столь же безудержные проявления преданности, которых власть требует от своих подданных. Для иностранцев, привыкших распознавать рекламные трюки в тысяче более или менее завуалированных форм, все это выглядит как пародия.

Согласно общеизвестной теории, самые отчаянные хвастуны компенсируют таким образом глубокую неуверенность в себе, и мы можем предположить то же и о северокорейском государственном аппарате. Чем больше масштабы лжи, тем чаще и обильнее ее нужно подкреплять, особенно когда громкие слова так разительно контрастируют с наблюдаемой действительностью. Любой турист, оказавшийся в Северной Корее, вопреки всем манипуляциям и ограничениям очень скоро поймет со всей очевидностью, что реальность совершенно не соответствует (само)рекламе. Тот, кто хоть раз видел женщин, занимающихся стиркой в обмелевших ледяных ручьях в начале марта всего в нескольких километрах от столицы, едва ли поверит, что про себя они думают: «НЕ ЗАВИДУЕМ НИКОМУ НА СВЕТЕ»[114].

Итак, повторим вопрос: «Да неужто они действительно сами в это верят?»

Упрощенный ответ на сегодняшний день будет такой: в Северной Корее, как и во всем мире, люди верят постольку, поскольку им это выгодно. Причем не только в материальном смысле, но и в духовном. В конце концов, вера — опиум для народа, она залечивает и успокаивает раны, нанесенные неизбежным расхождением между миром каков он есть и каким должен быть. Делая выбор в пользу веры, что Северной Корее действительно нечему завидовать, человек делает серые и безрадостные будни чуть более выносимыми. Теодор Далримпл во многом прав, когда утверждает, что главная социальная функция пропаганды в Северной Корее заключается не в том, чтобы убеждать и просвещать, но в том, чтобы унижать людей и делать их пассивными. Чем меньше связи с действительностью, тем лучше. Чем больше пропаганда противоречит опыту и впечатлениям тех, кто ей подвергается, тем больше вины в соучастии ложится на тех, кто не протестует, тем больше отвращения к себе они испытывают и тем более они внушаемы [115].

Мотивация и сила веры у разных людей будут разными. Заводской рабочий из отдаленной нищей провинции в гораздо меньшей степени обладает доступом к альтернативной информации по сравнению, например, с сотрудником государственного экспортного предприятия, по несколько раз в год совершающим поездки в гораздо более развитый и глобализированный Китай. Вместе с тем последнему, нуждающемуся в одобрении и покровительстве своих знакомых в верхних эшелонах власти и пекущемуся о сохранении своих привилегий, в гораздо большей степени есть что терять.

Как и в других авторитарных странах, обувь в Северной Корее — один из немногих доступных способов выразить индивидуальность (особенно для женщин). Фото сделано на праздновании победы (!) в Отечественной освободительной войне (она же Корейская).

Поэтому он заинтересован в том, чтобы казаться окружающим гораздо более правоверным и лояльным. С самого основания Северной Кореи власти снова и снова очень ясно давали понять, что беспорядки в строю и отклонения от партийной линии будут безжалостно подавляться. Одним из первых шагов Ким Ир Сена после прихода к власти была весьма тщательная и масштабная чистка и устранение реальных и мнимых конкурентов. Одним из важных инструментов социального контроля была так называемая вина по ассоциации. Этот инструмент применялся столь широко, что даже дальний родственник, замеченный в «неблагонадежности», мог стать причиной опалы, а то и ареста целой семьи. Таким образом, постоянное и повсеместное давление сделало тотальную и демонстративную лояльность единственно возможной карьерной стратегией в Северной Корее (вероятно, самой демонстративной стране в мире). Большинство людей играют предписанную им роль, позволяющую избежать проблем и жить настолько хорошо, насколько это возможно при их исходных данных. Однако каждый театрал и каждый политик знают, что невозможно быть убедительным без убежденности. Независимо от того, каким образом чувства возникли или были внушены людям, большинство из них в той или иной степени испытывают искреннюю гордость и любовь к собственной стране и культуре. Это касается в том числе и преданности Вождям, в особенности отцу-основателю Ким Ир Сену. В основе демонстративных проявлений верности, ВЫГЛЯДЯЩИХ как слепое И бездумное ПОклонение в равной степени жалкому, комичному и жестокому руководству, лежит смесь личной выгоды, инстинкта самосохранения, стадного чувства, страха и преданности. Эта смесь является раствором, скрепляющим большинство иерархических структур как у животных, так и у людей. В такой иерархии есть несколько господ, некоторое количество рабов, но больше всего — приспособленцев и оппортунистов. Совсем как в твиттере и фейсбуке.