Книга Короткие слова – великие лекарства - Микаэль Юрас

– Здравствуйте. Вы ее друг?

– Здравствуйте. В общем-то да, друг.

Мы разошлись, но медсестре незачем это знать. Она автоматически ответила:

– Очень хорошо. Знаете, это чудо, что она жива. Те, кто на нее напал, сильно ее обработали.

Медсестра стала суетиться вокруг Мелани, которая по-прежнему не шевелилась. Мелани была телом, которое находилось в центре комнаты и в центре разговора. Значит, чудесным телом. И почти безжизненным.

– Мне трудно осознать…

– Я еще не видела вас с тех пор, как ее привезли.

– Я был за границей по служебным делам. Тесть и теща сообщили мне в последний момент. Они не хотели меня беспокоить.

– Я понимаю. Хотите встретиться с врачом, чтобы он вам все объяснил?

– Спасибо, но не сейчас. Она крепко спит.

– Мы ввели ее в искусственную кому: если бы она не спала, она бы слишком сильно страдала.

И, ничего больше не сказав, медсестра ушла, толкая свою тележку по направлению к соседней палате.

* * *

– На этот раз вы не переоделись?

– Нет. В конце концов, в джинсах и пуловере я привлекаю меньше внимания. Люди больше привыкли видеть меня в шортах и футбольной майке. Они не представляют себе, что я такой же, как они.

– Как женихи не ожидали, что увидят Улисса в наряде нищего. Нами управляют системы мышления, которые сильнее нас.

– Вы все сводите к Улиссу.

– Это моя профессия. Вы платите мне за это.

– Я это знаю. И благодарю вас.

– Мы еще не начали раскрывать тему вашего детства.

– Я не любитель воспоминаний. И Гомер не говорит о детстве Улисса!

– Вы ошибаетесь. Именно отметина, полученная в детстве, – след от старой раны поможет герою подтвердить, что он – это действительно он. Воспоминания присутствуют везде. Они конструируют нас. Никто не может укрыться от них.

Полстра помолчал, обдумывая эти слова, проглотил слюну и сказал:

– Я родом из трудного квартала. И из трудной семьи.

– Вы иногда возвращаетесь туда?

– Никогда.

– Почему?

– Я вам уже сказал: воспоминания – это не мое.

– Ваши родители и теперь живут там?

– Разумеется, нет! Как только заработал немного денег, я купил родителям дом в более спокойном месте.

Этот ответ Полстры был таким же резким, как его мощные удары на футбольном поле. Я был никуда не годным вратарем, но не отступил.

– А ваши друзья детства? – спросил я.

– Они и теперь там. Они не сдвинулись с места; они ждут.

– Ждут чего?

– Я не знаю – просто ждут. Там все ждут.

Я подумал, не упомянуть ли «В ожидании Годо», но в конце концов не стал этого делать. Было похоже, что моего пациента что-то беспокоит.

– А вы, чего ждете вы?

– С тех пор как стал богат, я больше ничего не жду. Это другие ждут меня – журналисты, болельщики, политики, которые хотят со мной позировать…

– Ожидание может быть конструктивным. Улисс…

– У вас все ведет к Улиссу.

– Улисс не был бы Улиссом без ожидания. Улисс тысячу раз представлял себе свое возвращение, прежде чем пережил его.

Наш разговор был прерван сообщением, поступившим на телефон Полстры.

– Извините меня, это журналист, которому я пообещал интервью. Он ждет меня.

Произнося эту фразу, футболист слегка улыбнулся, словно хотел мне сказать: «Видите, я вам не солгал».

Впрочем, Полстра был совершенно прав, когда объяснял мне, что сила на стороне тех, кого ждут, а не наоборот.

Когда я был подростком, Маджид, наш лицейский щеголь, всегда ухитрялся опаздывать на вечеринки, которые девушки устраивали по случаю своих дней рождения или в честь других важнейших торжеств своей богатой событиями жизни.

Если мы были приглашены на двадцать часов, он приходил в двадцать один час. С гитарой в руке в виде бонуса. Я знал этот его прием. У меня было шестьдесят минут, чтобы перепробовать все. Я говорил, говорил без остановки, пока девичий рой не перелетал к опоздавшему музыканту. После этого мне оставались только стаканы содовой воды и соленые пирожки на столе, покрытом бумажной скатертью. Одиночество лицом к холодному буфету. Почему я никогда не учился играть на каком-нибудь благородном музыкальном инструменте? И почему так упрямо был пунктуальным?

– Вам бы нужно вернуться в квартал вашего детства.

Обломов и мышь – зевгма

В подвале Чэпмена везде была вода. Его жена, увидев, как велик ущерб, в панике стала изо всех сил звать мужа:

– Роберррррр!!!

Поскольку ее муж привык слышать, как она окликает его по пустякам, он и пальцем не шевельнул: подумал, что крики затихнут сами собой. И продолжил читать «Обломова».

«Ольга осталась на своем месте и замечталась о близком счастье, но она решилась не говорить Обломову об этой новости, о своих будущих планах.

Она хотела доследить до конца, как в его ленивой душе любовь совершит переворот, как окончательно спадет с него гнет, как он не устоит перед близким счастьем, получит благоприятный ответ из деревни и, сияющий, прибежит, прилетит и положит его к ее ногам, как…»

– Роберрррррррррррр!

«Господи! – подумал Чэпмен, услышав, что жена снова зовет его. – Она никогда не даст мне покоя!» Что это за гнусная привычка – звать его на помощь из-за мелочей – пропажи носка, исчезновения губки или невозможности найти ключи от автомобиля! Что может сделать он, если лежит на диване, купленном за огромные деньги?

– Роберрррррррррррррррррррр!

Он наконец встал – с улыбкой на губах: это место в романе ему так понравилось! – и с книгой в руке пошел к жене решать ее огромную проблему.

– Ты где, дорогая?

– В подвале. Иди скорее, здесь катастрофа.

Чэпмен принял серьезный вид, чтобы не контрастировать с интонацией своей жены. Нужно соответствовать тяжести ситуации, которую он сейчас увидит. Реальность проникла в него через ноги: он почувствовал, как вода заливает сначала пальцы на его ступнях, потом пятки и, наконец, поднимается до лодыжек. Вода заливала подвал. Чэпмен не знал, с чего начать. Его жена, кажется, была перепугана, как горничная с «Титаника», которая обнаружила океанскую воду в коридорах корабля.

– Успокойся, дорогая, успокойся.

– Как я, по-твоему, могу успокоиться?! Смотри: стиралка протекает, везде вода!

Революционная стиральная машина, потребляющая так мало воды! Вода лилась изо всех ее частей. Чэпмен вспомнил рекламные листки, приклеенные к стенам метро. РЕВОЛЮЦИЯ! Вращение! От него невозможно спастись, тем более когда ноги у тебя в воде.