Книга Сладкие слова соблазна - Ханна Хауэлл

— Плезанс говорит, что верхний подарок от меня, — сообщил он и подмигнул ухмыльнувшейся сестре.

Девочка обернулась к Плезанс, чтобы поблагодарить ее, да так и застыла с открытым ртом при виде выставленного перед ней десерта.

— Это пирог из ревеня? Ого, и заварной крем?

— Да. — Плезанс принялась резать пирог. — Твой любимый, если память мне не изменяет.

— Нет, все правильно. Ой, даже не знаю, с чего начать — поесть пирог или развернуть подарки.

— Разверни подарки, — посоветовал Тирлох. — Мне не терпится узнать, что я тебе подарил.

Мойра засмеялась и схватила свертки. Тирлох был удивлен не меньше сестры, когда она достала платье и затем отделанную рюшами шляпку. Странно, когда же Плезанс успела все это сшить?

Он внимательно наблюдал за сестрой. Мойра побежала переодеваться и вернулась в обновках, сияющая от восторга. Тирлох разрешил ей лечь чуть позже обычного, а когда девочка наконец отправилась спать, она практически взлетела на чердак. Несколько минут спустя он зашел в спальню сестры, чтобы по своему обыкновению поцеловать ее на ночь, и застал ее перед зеркалом: она в последний раз любовалась подаренной шляпкой. «Как же я был не прав, лишая ее дня рождения!» — снова укорил себя Тирлох.

— Прости меня, Мойра, — пробормотал он.

Девочка, которая уже забралась в постель, нахмурилась:

— За что?

— За то, что раньше я не праздновал твой день рождения.

Он присел на край постели.

— Не надо извиняться за это, Тирлох.

— Мне казалось, ты относишься к этому так же, как и я. Но я ни разу не спросил у тебя, что ты думаешь.

— Я действительно относилась к этому так же, как и ты — ну, почти так же. Однако сегодня вечером я почти не думала о маме и ее страданиях. Это плохо?

— Нет. Ты не должна всю жизнь думать о трагедии, к которой не имеешь никакого отношения. Плезанс права. То, что тогда случилось, ужасно, но твое рождение здесь ни при чем. Это было хорошее событие, которое заслуживает ежегодного празднования. Теперь мы всегда будем отмечать эту дату.

— Мне очень понравилось. Еще раз поблагодари от меня Плезанс. И тебе спасибо за то, что разрешил устроить сегодняшний вечер.

Он поцеловал ее в щечку.

— Пожалуйста, сестренка. А теперь — спать!

Он похлопал ее по руке, задул свечи и вышел из спальни.

Плезанс вытирала кухонный стол. Услышав, что Тирлох вернулся, она быстро подняла глаза. В ее душе появились сомнения. Может, зря она вмешивается в устоявшиеся семейные традиции? Какими бы плохими они ни были, не ей их менять. Тирлох вроде бы с ней согласился, но, может быть, он просто не хотел затевать спор в присутствии Мойры? Ни слова не говоря, он уселся в кресло перед большим камином, и сердце Плезанс упало.

Она терпела его молчание, старательно надраивая кухню, в том числе и те предметы, которые и без того были чистыми. В конце концов стало совсем темно. Тирлох по-прежнему неотрывно смотрел на тлеющий огонь, и Плезанс решила, что пора это прекратить. Пусть наконец скажет, что у него на уме. Если он на нее злится, она готова встретить его гнев. Ее решение насчет дня рождения Мойры было правильным, но она переступила границы дозволенного — что ж, придется это признать.

Плезанс несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, подошла к камину и столкнула ноги Тирлоха с трехногой табуретки, после чего сама села на эту табуретку прямо перед ним. К ее удивлению, он слабо улыбнулся. На его лице не было даже намека на злость. Плезанс почувствовала легкое замешательство.

— Ты решила, что я не уделяю тебе достаточного внимания? — спросил он, подавшись вперед, взял в руку ее косу и начал расплетать.

— Если честно, я подумала, что ты на меня сердишься.

— Из-за дня рождения Мойры? Да нет, ты была совершенно права. Однако воспоминания о матери по-прежнему омрачают мне этот день. Иногда я удивляюсь, почему я так привязан к этой земле, если здесь убили мою мать. И отца, кстати, тоже.

Он задумчиво прочесал пальцами ее волосы, еще больше расплетая косу.

— Трудно оставить родину и навсегда уехать в новые края, — сказала Плезанс. — Зачастую сама поездка становится невыносимым испытанием. Мне еще повезло: я здесь родилась, и другие люди уже все для меня подготовили.

Он со вздохом кивнул:

— У моего мрачного настроения есть еще одна причина. Я пытался с этим бороться, меня мучает совесть, что я допускаю такие мысли, но я ничего не могу с собой поделать…

Он замолчал. Плезанс терпеливо ждала. Тирлох нечасто говорил о своих мыслях и чувствах, оставляя в стороне даже собственное прошлое. И ей не хотелось спугнуть редкий момент откровения.

— Какие мысли тебя тревожат, Тирлох? — спросила она и с облегчением увидела, что он вышел из состояния задумчивости и вновь сосредоточил на ней свое внимание.

— Я часто злюсь на свою мать. Я совершенно уверен, что она просто утратила волю к жизни. После рождения Мойры она сильно ослабела, но ее болезнь не была смертельной. Она сложила руки и ушла в мир иной, потому что не хотела жить.

— И у тебя иногда возникает такое чувство, что она тебя бросила? — Плезанс слабо улыбнулась, увидев, как он поморщился и кивнул. — Что ж, ты не одинок в своих мыслях. Это первое, что пришло мне в голову, когда я услышала твою историю. Видимо, она не смогла пережить изнасилования. Ей не хватило сил жить ради любимых людей, и в конце концов она ушла от них навсегда.

— Она должна была бороться за жизнь.

— Да, наверное, она могла бы выжить, если бы приложила к этому усилия. Но она, видимо, уже утратила необходимое для этого душевное здоровье. И тебе не следует так сильно терзаться этим и впадать в мрачное уныние. Ты должен понять ее и жить дальше.

— Ты права. Я в самом деле не понимал ее и обвинял едва ли не в эгоизме. Мне нелегко было растить Мойру без женской поддержки. Когда я сталкивался с жизненными трудностями — в мои-то незрелые годы — и не знал, что делать, я злился на свою мать, бросившую нас с Мойрой на произвол судьбы.

— А потом, разумеется, испытывал страшные угрызения совести. Бедный Тирлох! У тебя и впрямь есть много причин для самобичевания, но твой гнев на маму, которая утратила волю к жизни, потому что была уже душевно нездорова, не относится к их числу.

Заметив дразнящий огонек в ее больших глазах, Тирлох встал, сдернул ее с табуретки и прижал к ковру из медвежьей шкуры. Желание вспыхнуло в нем, как только он дотронулся до ее тела.

— А за это я должен корить себя? — спросил он, едва касаясь ее губ своими губами.

— Конечно, распутник!

— Ну что ж, с этим чувством вины вполне можно жить, — прошептал он и начал медленно, но жадно ее целовать.

Наконец прервав поцелуи, он посмотрел на Плезанс. Она приводила его в полное замешательство! Усердно трудилась и вопреки его ожиданиям умела делать множество хозяйственных дел. Вдобавок оказалась чутким, отзывчивым человеком, и это удивляло еще больше. А как она сдружилась с Мойрой! Тирлох не знал, что и думать. Даже его интерес к ней стал неожиданностью: такие худенькие, робкие, порой слегка жеманные барышни были отнюдь не в его вкусе. В общем, Плезанс Данстан вызывала в нем целый сонм противоречивых чувств, в которых он вряд ли может разобраться… Покачав головой, он начал расстегивать лиф ее платья.