Книга Византия сражается - Майкл Муркок

– Опасаетесь шпионов?

– Вполне возможно, мадемуазель.

– Меня зовут Марья Варворовна Воротынская.

Я поклонился:

– Можете называть меня Дмитрием Митрофановичем Хрущевым. Под этим именем я буду жить в Петербурге.

Девушка пришла в восторг от таких романтических обстоятельств. Избегая преднамеренного обмана, я узнал, как использовать женскую тягу ко всему таинственному. По крайней мере, в данном случае я вышел из затруднительного положения вполне успешно.

– Вы сможете навестить меня в Питере? – спросила она.

– Попытаюсь, если вы напишете адрес.

– Подождите здесь.

Я ждал, мое воображение рисовало узоры на замерзших окнах, а дыхание добавляло новые слои к ватной белизне, окружавшей нас. Скоро Марья вернулась с клочком бумаги, оторванным от книжного листа. Я взял его, поклонился и убрал в карман халата.

– Вы не обязаны приходить, – прошептала она, – но, знаете, у меня совсем нет знакомых в Питере. Надеюсь, что на курсах я смогу с кем-нибудь подружиться.

– Я сделаю все возможное, – церемонно ответил я, – чтобы удостовериться в том, что вы не чувствуете себя одинокой.

– Вы будете очень заняты.

– Естественно. Однако красивой и умной женщине трудно отказать.

Я льстил ей отчасти из-за врожденной учтивости, к которой всегда был склонен в обращении со слабым полом, отчасти потому, что помнил совет Шуры насчет знакомств с девушками, отцы которых могли бы финансировать мои изобретения. Этот мотив мог показаться постыдным, но в нем присутствовало определенное благородство – я был готов пожертвовать собой ради продолжения научной работы.

Марья улыбнулась, когда я поцеловал ее руку.

– Няня Бьюкенен проснулась, – сказала она. – Услышала, как я рву бумагу. Мне нужно идти.

– Мы еще встретимся.

– Надеюсь на это… – она понизила голос, – …m`sieu Хрущев.

Девушка умчалась по коридору. Возвращаясь в купе, я был очень доволен собой, тем, что уже успел завести два исключительных полезных знакомства.

Мое настроение испортилось, когда я увидел жирного майора в шинели. Усы его топорщились, как руль велосипеда, один глаз сверкал, подобно прожектору, второй был закрыт кепкой; он выскочил откуда-то сзади и зарычал:

– Вы должны быть в постели, молодой человек. В чем дело? Думаете, боши захватили поезд?

– Я захотел узнать, почему мы остановились.

– Из-за снега. Я все разведал. Мы опоздаем на несколько часов. Рельс сломался, очевидно, из-за мороза. Слишком много поездов. Говорят, что делают все возможное, там сейчас много рабочих. Мне следовало присоединиться к своему полку, но он уже будет на фронте к тому времени, когда я появлюсь в Питере.

Путешествуя на экспрессе Одесса-Киев, я с удовольствием проводил время в поезде, но сейчас своеобразное поведение Сергея Андреевича действовало мне на нервы. После некоторых колебаний я вернулся к себе в купе. Танцовщик лежал, свесив с кровати руки, словно изображая мертвого лебедя. Мне пришлось преодолеть это препятствие, чтобы добраться до своей постели. Я ненадолго оставил свет включенным и начал читать старый номер журнала «Флайт»[58], который раздобыл для меня капитан Браун. Самая большая статья была посвящена экспериментам Кертисса[59] с гидропланами в Америке. Мысль о судне, способном путешествовать по воздуху, земле и морю, уже приходила мне в голову. В тени медленно раскачивавшегося в такт движению поезда тела Сергея Андреевича я уснул, воображая гигантское транспортное средство, отчасти – воздушный корабль, отчасти – самолет, локомотив, океанский лайнер. Размером с «Титаник», оно пролетало бы над препятствиями, такими, как айсберги, и благодаря этому стало бы самым безопасным транспортным средством на свете. Я представил свое имя, написанное на борту корабля. Все, что мне требовалось, – несколько промышленников, наделенных воображением и верой; тогда я смогу изменить все представления о путешествиях. Поезда больше не будут останавливаться из-за снежных заносов, а движение – зависеть от состояния путей, погоды и рабочих с лопатами. По одному щелчку переключателя корабль сможет подняться в небо. А может, создать пушку, стреляющую горячим воздухом, чтобы растапливать снег перед поездом? Старомодные снегоочистители не очень эффективны.

Движение поездов в России в те дни не слишком зависело от погоды, но война повлияла на многое. Или, точнее, на мой взгляд, ею оправдывали беспорядки; позднее таким же оправданием стала революция. Теперь эти отговорки просто стали частью системы. Задержки поездов – преднамеренны. Пятилетний план предполагает, что рельсы должны ржаветь по причине редкого использования. И если читатели станут удивляться, почему все идеи, о которых я мечтал полвека назад, до сих пор не воплощены в жизнь, – пусть обвиняют в этом не изобретателей, а дураков, слишком ленивых, лишенных воображения бюрократов, которые смешивали политику и науку и вместо разработки, например, воздушных кораблей типа «Цеппелин», или удобных летательных аппаратов, или скоростных монорельсов, тратили силы на бесполезную экономию. Я иногда думаю, что Икар упал просто потому, что кто-то подсунул ему некачественный воск.

Поезд к утру немного продвинулся вперед. На завтрак Сергей Андреевич выпил лишь чашку кофе, а затем вернулся в купе, когда в ресторане отказались подавать водку. Я решил, что он собрался принять кокаин. Марья Варворовна бросила в мою сторону долгий заговорщицкий взгляд, который меня очень порадовал. Она сидела через несколько столов от меня, рядом со своей чопорной нянькой: эта женщина носила шотландку так, как будто отправлялась на битву в Каллоден[60]. Ее наряд был настолько ярким, что сам по себе мог стать оружием. Я подумал, что люди очень радовались, когда она надевала обычную уличную одежду, цветом напоминавшую линкор. У няни был длинный красный нос, редкие рыжие волосы, и даже глаза ее казались красными. Хорошо, что Марья Варворовна решила скрыть нашу предшествующую ночную встречу. Если б нянька приблизилась ко мне, я нырнул бы в сугроб, лишь бы не вступать в борьбу с таким отвратительным существом. Даже Марья оказалась одета в клетчатое платье, хотя и менее вульгарной расцветки. Эта ткань, как я позже узнал, именовалась «Роял Стюарт». Только специальным указом человеку нешотландского происхождения дозволялось носить подобный наряд. Нянька, как мне теперь известно, носила цвета своего клана – Бьюкененов. Правда, эта расцветка подчеркивала желтоватый, болезненный оттенок ее кожи.