Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

Следствие было недолгим, и уже 5 октября приговор был вынесен и оглашён. Суд во главе с гражданским губернатором Новгорода Жеребцовым признал обвиняемых виновными по всем пунктам. Василий Антонов приговаривался к 175 ударам кнута, клеймению лица и ссылке в каторжные работы навечно, Прасковья Антонова должна была получить 125 ударов кнута и её также отправляли на вечную каторгу. Дарья Константинова была приговорена к 95 ударам кнута и вечной каторге, Иванова и Аникеева к 70 ударам кнута и вечной каторге, Елена Фомина, должна была благодарить суд за всего лишь 50 ударов.

Вынесенный в Новгороде приговор было легче лёгкого оспорить на более высоком уровне, но никто не попытался палец о палец ударить для смягчения участи фигурантов дела, а ведь Антоновы были несовершеннолетние и, что немаловажно, такого юридического термина, как «вечная каторга», в 1825 году не существовало. Мало этого, порог в 100 ударов давно уже считался не совместимым с жизнью, так что получалось, что некоторых подсудимых автоматически приговаривали запороть насмерть.

Во время оглашения приговора Дарья Константинова вдруг побледнела и грохнулась в обморок, точно гигантская черепаха, раскинув руки и ноги и выставив на всеобщее обозрение огромный живот.

— Да она же беременна! Беременную женщину нельзя подвергать телесным наказаниям! — воскликнул с места заседатель Уголовной палаты Иван Петрович Мусин-Пушкин.

Не будучи уверенным, что его замечание было записано и учтено, выйдя из здания суда, Иван Петрович нагнал земского исправника Василия Лялина[75], в обязанности которого входило следить за содержанием заключённых в тюрьме, и потребовал от того провести медицинское освидетельствование Константиновой. А также позаботиться о том, чтобы для неё были созданы соответствующие её положению условия.

— Беременных женщин строжайше запрещено подвергать физическим наказаниям, — непрошено встрял в разговор секретарь новгородского земского суда Линьков, который как раз вышел из здания суда и теперь поравнялся с ними. — Лично я рекомендовал бы вам не только обследовать подсудимую самым тщательным образом, а ещё и сделать всё возможное, чтобы она не чувствовала в вашем узилище никаких притеснений и, не дай бог, не потеряла ребёночка. Уж поверьте мне, у меня Матрёна Тихоновна, почитай, каждый год мне сынишку или дочурку несёт, я об этом деле всё знаю.

Не желая и дальше погружаться в эту в высшей мере увлекательную тему, Василий Лялин сделал на лице услужливую гримасу и, пожав руки Мусину-Пушкину и Линькову, поспешил откланяться.

— А ведь он нас, можно сказать, и не слушал! — возмутился Иван Петрович.

— Пренеприятнейший тип, десятый год в браке — и без детей! — скорчил гримасу Линьков. Полагаю, супруга его в спальню не пускает. Ибо характер у него уж больно поганый, да и запах, миль пардон.

— Тем не менее я заставлю его вызвать к Константиновой врача! Я напишу губернатору, я напишу Аракчееву! Государю! Если понадобится.

— Для начала составьте рапорт на имя Лялина и копию на имя Жеребцова. Вручите всё под подпись, чтобы не отвертелись. У нас ведь на одном слове ничего не держится, будет официальная бумага — произведут необходимые действия, не будет официального запроса — всё на том же месте и останется. — Он закусил губу. — Я пешочком прогуляюсь, а вы? Вам в какую сторону?

Выяснилось, что до рынка они вполне могут прогуляться вместе. Погода стояла расчудесная, и Линьков продолжал поучать неопытного в таких делах Мусина-Пушкина, как ему следует правильно оформить надлежащую бумагу.

— Вы поймите, дорогой мой, что, если этот чёрт не устроит Константиновой медицинской проверки, а она вдруг окажется в положении и претерпит бичевание, она же может скинуть ребёнка прямо во время экзекуции, а тогда всё пропало! Полетели головы! Все как один под суд пойдём.

— Может, и вы в таком случае свою руку к данному рапорту приложите? — уже потеряв былой кураж, осведомился Мусин-Пушкин.

— Приложу, обе руки приложу, неприменнейше, — утешал его краснобай Линьков. — Если ваш рапорт по какой-то причине завернут, тогда и усилим моей ничтожной подписью, да я к тому времени ещё народу подсоберу ради такого дела. Встанем на защиту слабой женщины, точно древние рыцари. А как же? Только во втором заходе. Потому как, если все козыри в начале игры выложить, опосля будет нечем это дело усилить.

Иван Петрович кивнул. Безусловно, секретарь суда был опытнее его, и удачно, что они встретились и поговорили без помех. У рынка Мусин-Пушкин и Линьков расстались самыми добрыми друзьями. Так что, вернувшись к себе, Иван Петрович сел за составление рапорта, который на следующий день и вручил под расписку весьма недовольному подобной бюрократией Лялину и секретарю губернатора.

На первый взгляд всё складывалось более чем удачно. Получив означенный документ и не желая, чтобы в случае, если с Константиновой сделается хуже, его привлекли к ответственности, Лялин обратился в суд с официальной просьбой, обязать тюремного доктора осмотреть женщину на предмет установления беременности и в случае подтверждения диагноза позволить ему создать для данной фигурантки дела особые условия. Наказание Константиновой было отложено до её окончательного освидетельствования.

После того как вина основных подозреваемых была полностью доказана, Жеребцов составил графу Аракчееву полный отчёт о проведённом следствии. После чего попросил его выслать список других участников преступления, которых, возможно, обнаружил в результате личного расследования его сиятельство.

К ответному письму был приложен список на шесть человек: первой строкой значился муж Дарьи Константиновой — управляющий мирским банком Семён Алексеев, как человек, имевший большое влияние в финансовых кругах Новгорода и Санкт-Петербурга, он имел возможность встретиться с врагами его сиятельства и через них получить приказ ликвидировать Шумскую. Дворецкий Иван Малыш, казначей Иван Пупта — эти двое обычно были в курсе всех дел дворни. При этом Аракчеев просил обратить внимание на Кухмистера Ивана Аникеева — если он обо всём докладывал барыне, отчего же не сообщил, что на неё много раз готовились покушения, в которых, кстати, как выяснилось, принимала живейшее участие его дочь Татьяна? Повар Тимофей Лупалов и кондитер Николай Николаев — всё-таки работали вместе с Василием Аникеевым и не могли не знать о его преступных намерениях. Да и когда утром он прибежал в кухню весь в крови? Как такое можно не заметить?

Меж тем в Новгород прибыл генерал Пётр Андреевич Клейнмихель. Прочитав протоколы допросов и согласившись с вынесенным вердиктом, он, однако, был удивлён, отчего приговор до сих пор не был приведён в исполнение. И увидев, что Лялин и Мусин-Пушкин письменно просили за Дарью Константинову, велел спешно арестовать обоих. Жеребцов видел Константинову организатором заговора, но, в глазах Клейнмихеля, она могла претендовать самое большее на роль действующей силы. Приказ о ликвидации Шумской, без сомнения, шёл из Петербурга, где находились основные враги его сиятельства. Именно этим и объясняется попытка двух участвующих в заговоре новгородских судебных чиновников заступаться за неё.