Книга Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

В общем, если хотите моё мнение, за себя Аракчеев мстить не станет. Чего не скажу о его прислужниках.

Глава 17. Губернаторское расследование

«Любезный друг, несколько часов, как я получил письмо твоё и печальное известие об ужасном происшествии, поразившем тебя. Сердце моё чувствует всё то, что твоё должно ощущать. Жаль мне свыше всякого изречения твоего чувствительного сердца. Но, друг мой, отчаяние есть грех перед Богом. Предайся слепо Его святой воле. Ты мне пишешь, что хочешь удалиться из Грузина, но не знаешь, куда ехать. Приезжай ко мне: у тебя нет друга, который бы тебя искреннее любил. Но заклинаю тебя всем, что есть святого, вспомни отечество, сколь служба твоя ему полезна и, могу сказать, необходима, а с отечеством и я неразлучен. Прощай, не покидай друга, верного тебе друга», — написал император Александр Павлович своему другу Аракчееву 22 сентября в ответ на присланное из Грузино известие о смерти Шумской. Его императорское величество соизволил ответить в тот же день. Передав письмо секретарю, с пожеланием доставить как можно быстрее адресату, после чего император написал другое — архимандриту Фотию. Последнего Александр Павлович просил как-нибудь отвлечь Алексея Андреевича от печальных мыслей, как минимум пригласить пожить в Юрьевском монастыре. Безусловно, его величество был прав, постоянно находиться там, где была убита любимая женщина, слышать за спиной шёпот прислуги, среди которой, возможно, оставались ещё до сих пор невыявленные участники убийства Анастасии. Всё это было невыносимо для Аракчеева.

Если не имеющий отношения не к Минкиной, не к Аракчееву Псковитинов поспешил поскорее покинуть это место, можно было представить, каково там было находиться самому графу. В то же время император поручал генералу Петру Андреевичу Клейнмихелю возглавить следствие, дабы вскрыть политическую подоплёку преступления, коли таковое имеется. Аракчеев подозревал заговор против себя, и Александр Павлович отнёсся к этому заявлению со всей серьёзностью. Кроме того, Клейнмихель должен был выполнить другую просьбу русского царя, любым доступным способом заставить Аракчеева отвлечься от скорбных дум.

Клейнмихель был лет на десять моложе Аракчеева и долгое время находился при нём в адъютантах, и, по чести, давно уже считал Алексея Андреевича если не вторым отцом, то, по крайней мере, старшим братом. Они были весьма дружны, так что августейший выбор казался более чем оправданным.

* * *

Неизвестно, почтовая ли карета, наличие ли в ней десятилетнего мальчика сбили со следа посланных догнать следователя Корытникова убийц. Возможно, они искали приметную коляску Петра Петровича, запряжённую тройкой рыжих лошадок с тёмными гривами, так что теперь он как бы скрылся от них, растворившись в общей массе заезжих-приезжих.

Таким образом, они спокойно добрались до усадьбы Корытникова, где Пётр Петрович узнал, что его отец жив, здоров, мало того, находится в Новгороде, куда приехал по личной просьбе Псковитинова.

Вымотавшийся и похудевший за это путешествие, Пётр Петрович доверил Лёню заботам Машеньки, после чего отправил слугу к Псковитинову, а сам в полном изнеможении завалился спать и спал так сутки, не отозвавшись даже на призывы приехавшего к вечеру Александра Ивановича.

Меж тем в Новгороде губернатор Жеребцов развернул бурную деятельность. Узнав из доклада Псковитинова о поддельном дворянстве Минкиной, точнее, узнав о том, что эта история выплыла, и уяснив, что следствие, в котором девять или более того обвиняемых, должно быть переправлено в Сенат, Дмитрий Сергеевич решил сделать всё возможное для того, чтобы дело об убийстве Шуйской не утекло из губернии. Для этого, посовещавшись с генералом Иваном Христиановичем Сиверсом[74], Дмитрий Сергеевич выработал следующий план: первое и самое важное, любым способом не подпускать более к следствию Псковитинова, второе, рассредоточить всех обвиняемых по группам, не превышающим восемь-девять человек. Таким образом, получилось не одно, а несколько дел с разными обвинениями, которые предполагалось рассмотреть в невероятно сжатые сроки. Мало этого, заранее было постановлено, что все приговоры будут весьма строги, с тем чтобы обвиняемые как можно скорее исчезли из Новгорода. Каторга, согласно императорскому повелению от 1807 года, не могла превышать двадцати лет, кроме того, запрещалось употреблять в судебных приговорах выражения «наказывать нещадно и жестоко», так что за убийство обычно давали 30-40 ударов кнутом. Но в этом деле губернатор требовал по возможности самых суровых наказаний.

Разумеется, ни Жеребцов, ни Сиверс не удосужились проконсультироваться по поводу своих решений с самим Аракчеевым, в противном случае они бы раскрыли перед ним степень своей осведомлённости в его делах. Клейнмихель ещё не приехал в Новгород, а судебная машина работала уже на полную катушку.

Устранение Псковитинова, а заодно и его друга и неизменного помощника Петра Корытникова оказалось самым простым пунктом разработанного плана. Очень удачно и, главное, весьма вовремя сгорел дом отца Корытникова. В огне погибли люди, как утверждал сам Пётр Петрович, голову старого слуги явно проломили подсвечником, а уж потом подожгли дом. Пётр Агафонович Корытников — правительственный чиновник в отставке, дело о поджоге дома человека такого ранга требовалось разбирать с особой тщательностью. Псковитинов и Корытников как два лучших в губернии следователя теперь и посылались на место преступления. А кого ещё? Ям-Чудово принадлежало матери Петра Петровича, в этой деревеньке ещё в детстве он привык проводить вакации. Он знал всех соседей и всех крестьян. Так кому ещё заниматься этим расследованием? Пусть едут оба и радуются, что начальство отнеслось с таким вниманием к этому делу. Не тихвинским же полицейским доверять важнейшее расследование!

Понимая, что это немилость, а ссылка, Псковитинов мог только скрипеть зубами. Формально ему было приказано передать все материалы дела об убийстве Шумской другому следователю, хотя было ясно как день, расследование будет заканчивать губернатор Жеребцов и более он никого уже к этому делу не подпустит.

На первом же допросе, устроенном Дмитрием Сергеевичем Жеребцовым, перед судьями предстали Василий и Прасковья Антоновы, обвиняемые в убийстве Анастасии Фёдоровны, а также Дарья Константинова, которая вдруг превратилась в непосредственного организатора убийства. Правда, брат и сестра дружно отказались от ранее сделанного ими обвинения Дарьи Константиновой в том, что та якобы обещала им деньги за убийство Шумской. Но это признание не было учтено. Дарья Константинова как женщина богатая и имевшая на Настасью зуб за то, что та отобрала у неё ребёнка, была просто создана на роль лидера заговора.

Вторая группа шла по делу «О многократных попытках отравления госпожи Шумской». Обвинялись: Татьяна Аникеева, Федосья Иванова (обе не отрицали попытку отравления домоправительницы в 1821 году). А также Елена Фомина, которую обвиняли в том, что она, зная о заговоре, не донесла на подруг.