Книга Андропов - Рой Медведев

Трудно согласиться и с утверждением Андропова относительно нарушения диссидентами советских законов. Законодательство об «антисоветской деятельности» не могло бы выдержать серьезной правовой экспертизы. В данном случае законы подводились под уже существовавшую практику карательных органов. Формулировки статей 70 и 190 Уголовного кодекса были настолько расплывчаты, что им можно было давать самые различные толкования. Что означает, например, формула «ложные сведения, порочащие советский государственный и общественный строй»?

В мою задачу не входит описание борьбы против диссидентов в 1967–1982 годах, когда Ю.В.Андропов стоял во главе КГБ. Несомненно, эта борьба существенно подрывала авторитет Советского Союза, особенно в леволиберальных, социал-демократических и даже коммунистических кругах большинства западных стран. Так же несомненно, что Андропов несет за всю борьбу с оппозицией прямую ответственность. Отнюдь не для оправдания, но для лучшего понимания его позиции и положения я все же должен сделать некоторые пояснения.

Ю. В. Андропов никогда не стыдился своей роли в борьбе с диссидентами. При всей образованности и интеллекте он был убежден в ее важности и не допускал мысли о возможности демократической оппозиции или публичной критики КПСС и Советского государства. Он вовсе не был сторонником плюрализма или гласности и считал КГБ чрезвычайно важной и нужной для партии и Советской власти организацией.

Андропов не решал единолично судьбу диссидентов. Более того, на заседаниях Политбюро, Секретариата или в заочных обсуждениях он нередко настаивал на более мягких решениях и приговорах, чем этого требовали Подгорный, Шелепин, Суслов, даже Косыгин и Брежнев. Известно, например, что при обсуждении судьбы философа Александра Зиновьева после издания на Западе его книги «Зияющие высоты» М. Суслов потребовал для автора этой острой сатиры семь лет лагерей строгого режима и пять лет ссылки. Зиновьева сняли со всех постов и исключили из партии, но все же не арестовали. Испытывая сильное давление властей, он принял через два года после издания книги решение об эмиграции. В записке Андропова на этот счет, направленной в ЦК КПСС, говорилось: «Имеющиеся в Комитете госбезопасности материалы свидетельствуют о том, что вся деятельность Зиновьева является противоправной и есть юридические основания для привлечения его к уголовной ответственности. Однако эту меру пресечения антисоветской деятельности Зиновьева, по нашему мнению, в настоящее время применять нецелесообразно… Известно, что Зиновьеву поступили приглашения для участия в симпозиумах, чтения лекций по логике в некоторых университетах Западной Европы и США, а также частное приглашение из Франции. Зиновьев делает попытки оформить документы на выезд за границу совместно с женой и дочерью дошкольного возраста. Комитет госбезопасности считает возможным разрешить Зиновьеву и его семье выезд в одну из капиталистических стран в частном порядке и закрыть ему въезд в СССР… Проект постановления ЦК КПСС прилагается. Просим рассмотреть. Председатель Комитета госбезопасности Андропов»[109].

Андропов не мешал, а возможно, и поощрял усиление давления на А. Галича — популярнейшего барда и поэта конца 1960-х — первой половины 1970-х годов. В конце концов Галич решил уехать за границу. Но другой, еще более популярный в широких слоях населения поэт и бард В. Высоцкий не собирался, несмотря ни на что, покидать родину. «Не надейтесь, — говорилось в одной из его песен, — я не уеду». По свидетельству В. Чебрикова, вскоре после высылки Солженицына и выезда из страны многих других писателей и художников Андропов получил от высших партийных инстанций указание об аресте Владимира Высоцкого. Юрий Владимирович был крайне растерян: он хорошо помнил, какой отрицательный резонанс получило в 1966 году судебное дело писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. А Высоцкий был гораздо более известным человеком и как бард, и как артист театра на Таганке. Он снимался и в кино, создав несколько запоминающихся образов. У него было много не только резко критичных, сатирических, но и глубоко патриотических песен. Андропов вызвал к себе Чебрикова и долго совещался с ним, чтобы найти какой-то выход и избежать совершенно ненужной, по его мнению, репрессивной акции. В конечном счете им удалось переубедить Брежнева и Суслова. Думаю, именно Суслов выступал инициатором гонений на Высоцкого, так как Брежнев иногда и сам слушал записи некоторых его песен.

Случалось, Андропов отказывался принимать рекомендации по поводу тех или иных диссидентов, исходившие от его заместителей, включая и Чебрикова. Андропов внимательнее, чем другие члены ЦК и Политбюро, учитывал возможную реакцию не только международного общественного мнения, но и общественного мнения, уже зародившегося в Советском Союзе. Из публикаций последних лет мы узнали немало подробностей о «переписке» между ЦК КПСС и КГБ СССР относительно творчества Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого, Аркадия Райкина, Юрия Трифонова, Ильи Глазунова, Юрия Любимова, Александра Твардовского, Владимира Лакшина. Предложения о разного рода карательных мерах по отношению к этим деятелям советской культуры не принимались Андроповым, но и не полностью отвергались. КГБ продолжал «оперативное наблюдение», или «разработку», этих людей, включая самые мелкие подробности их частной жизни. Не оставались без внимания даже вполне благонадежные деятели культуры.

Юрий Андропов и Александр Солженицын

По свидетельствам Георгия Шахназарова и Федора Бурлацкого, Андропов с вниманием и интересом прочел осенью 1962 года повесть «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына, опубликованную «Новым миром». Андропов также познакомился и с другими рассказами и повестями Солженицына, опубликованными «Новым миром» в 1963–1964 годах. По свидетельству сына Ю.Андропова И. Андропова, его отец очень хвалил «Один день Ивана Денисовича» и «почти восхищался» рассказом «Матренин двор». Он хорошо отзывался о повести «Раковый корпус» и романе «В круге первом». Повесть Солженицына готовилась к печати в «Новом мире», о ней с похвалой говорили на большом собрании прозаиков в Союзе писателей. Значительный по объему роман Солженицына распространялся в списках в 1968–1969 годах.

Трудно сказать точно, когда и при каких обстоятельствах КГБ принял решение о постоянном и тщательном наблюдении за всеми действиями и передвижениями писателя. Вадим Бакатин, проработавший в 1991 году несколько месяцев на посту Председателя КГБ СССР, свидетельствует в книге «Избавление от КГБ», что за людьми такого масштаба, как Александр Солженицын, следили с особым вниманием. Комитет, писал Бакатин, «тщательнейшим образом следил за каждым их шагом и словом, используя все мыслимые контрразведывательные средства — слежку, прослушивание телефонных и всех иных разговоров, разработку связей и т. д. Свидетельство тому — 505 томов дела оперативной разработки по Сахарову и 105 томов — по Солженицыну, которые хранились в архивах КГБ. Но об их полном содержании мы уже никогда не узнаем. В 1989–1990 годах по приказу руководства Комитета досье были уничтожены, а "печи после сожжения проверены", о чем составлены соответствующие акты»[110]. Сохранились лишь отдельные документы, главным образом те записки и предложения, которые направлялись из КГБ в ЦК КПСС и некоторые другие учреждения. Однако в 1967–1969 годах наблюдение за Солженицыным было все же не таким «плотным», как в начале 1970-х. Это позволило писателю без особых помех закончить первый том «Архипелага ГУЛАГа» и надежно спрятать копии рукописи у друзей, а также передать одну из фотокопий своему швейцарскому адвокату. Если «Раковый корпус» попал за границу и был там опубликован без ведома Солженицына, то роман «В круге первом» увезен за границу и переведен на английский язык доброй знакомой писателя Ольгой Андреевой-Карлайл[111]. Этот роман имел большой успех в литературных кругах Запада и у публики. Книгу быстро перевели почти на все европейские языки, включая шведский.