Книга Россия и Европа глазами Орудж-Бека Баята - Дон Жуана Персидского - Орудж-Бек Баят

Здесь к нам примкнул Джафаркули-хан со своими тремя братьями: Неджеф-султаном, Шихали-султаном и Бедел-султаном во главе с 12 000 конных и пеших воинов, пришедших оказать помощь принцу. Все они были из племени Баят, из моего рода, который считается самой благородной крови в Персии. Их приход к нам для меня был очень приятным, потому что эти четверо командиров фактически являлись моими троюродными братьями. Как только туркманы услышали о подходе Джафаркули-хана с тремя братьями, они направили к ним посла с предложением присоединиться к их мятежу и признать шахом принца Тахмасиба. Четыре Баятских хана, оставаясь лояльными подданными своего принца, не произнесли ни слова, но только отдали приказ, чтобы посла бросили головой вниз в соседнее болото, откуда он едва выбрался полуживым и, вернувшись в Казвин, доставил туркманам ответ Баятских придворных. Также в это время, а может двумя-тремя днями позже, к принцу присоединился Девлахар-хан с 10 тысячами конницы и пехоты, и все они были опытными в военном деле и принадлежали к клану по имени Curthasi Amanzir, пользовавшемуся глубоким уважением во всей Персии.

Оказавшись во главе армии с 40 тысячами конных и пехоты, прибывших из преданных ему разных провинций, принц решил двигаться прямо на Казвин, хотя ему и сообщили, что туркманы получили подкрепление в 10 тысяч человек. Вслед за тем мы выступили в поход, и в первую же ночь, когда разбили лагерь, было получено известие, что из Казвина выступили 20 тысяч туркманов для внезапного ночного нападения на нас. Мы стояли при оружии и ждали, готовые вскочить в седло по первому зову, но, выяснив, что мы знаем об их приближении, они дали отбой. Правда, к рассвету они предприняли неудачную атаку, но с подходом наших главных сил туркманы внезапно исчезли из виду. На следующий день, в пятницу, на заре, по нашему обычаю, они направили к нам вестников с приглашением на битву. Мы приняли их вызов, и был дан сигнал к атаке, в которой вначале мы не имели превосходства. Однако в конце счастье сопутствовало нам и была одержана победа, удачному исходу которой немало способствовал случай, о котором я сейчас расскажу. Один из служителей Халифе-хана, туркманского вождя, нес за плечами мушкет и бежал впереди своего хозяина, как вдруг без прикосновения его руки к оружию оно выстрелило и случайно убило Халифе-хана. А несколько ранее на глазах туркманских вождей наши люди сразили Али Пагмана, храбрейшего командира, с которым враг связывал свои главные надежды на успех.

Эти две потери привели туркманов в полное расстройство, и они, повернув к нам спины, бежали, а принц преследовал их. Победа была полная, убито около 8 тысяч, много предводителей обезглавлено, а среди них Сакали-султан, брат уже многократно упомянутого вождя Амир-хана. Было захвачено более 3 тысяч пленных, и юный принц Тахмасиб-мирза был доставлен к своему брату, отправившему его как пленника в крепость Аламут[239]. Потом, после победы, принц Хамза мирно овладел Казвином, бывшей столицей туркманов, а теперь ставшей его столицей. Думаю, что читатель этой книги может потребовать объяснения того, как случилось, что Казвин, самый важный город Персии, так легко переходил из рук в руки врагов и друзей. Ему, моему читателю, я бы ответил испанской пословицей: «Наихудший вор тот, кто внутри дома». Огромное население Казвина, как и всякой столицы во всех странах, состояло из разных народов, и туркманские соплеменники всегда имели среди них своих друзей и родственников. Поэтому было столько же рук, которые распахнули бы перед ними городские ворота, сколько и тех, кто мог бы их закрыть. Этим также объясняется то, почему невозможно сохранить секрет двора одного принца от людей при дворе соседнего принца, ибо выходные ворота в городской стене столицы любого государства должны оставаться незапертыми, как в рассказе о ножовщике, горло которого было перерезано лезвием ножа, изготовленного им же самим. Нет необходимости излишне говорить о подобных делах, ибо войны в Персии намного отличаются от нашего представления о них в Испании, и все эти вещи не свойственны политике западных стран.

Вернемся поэтому к нашему рассказу. Принц Хамза, восстановив свое правление в Казвине и подвергнув наказанию тех жителей, кто участвовал в восстании, после двухмесячного пребывания вернулся в Тебриз, где он оставил шаха, своего отца. Мы нашли его все еще надзирающим за осадой турок в крепости, но, примкнув к нему, как можно легко понять, мы не имели даже часового отдыха от недавних военных дел. Наступала весенняя пора и с ней прекрасная погода, но она не принесла нам ни облегчения, ни удачи, так как вскоре после этого туркам на помощь подошла новая армия, которая, не встретив с нашей стороны отпора, вошла в крепость численностью, как говорили, свыше 200 тысяч человек. Командирами были Синан-паша (иначе известный как Чигала) и Фархад-паша, но главное командование было в руках Чигалы. К этому времени для шаха Мухаммеда Худабенде и его сына Хамза-мирзы стало очевидно, что в ближайшем будущем будет невозможно удержать городские кварталы Тебриза против огромного войска турок, и поэтому они решили, не откладывая, разрушить городские укрепления, эвакуировать все гражданское население со всем движимым имуществом в соседние безопасные местности. Затем персы снялись с лагеря, и армия выступила на север, к Гяндже (в Карабахе); в свите шаха был младший из его сыновей Абу Талиб-мирза. Когда мы достигли Гянджи, получили вести о том, что турецкая армия заняла Тебриз, что они разрушили все городские кварталы, оставив нетронутой только крепость, а городские стены были ими восстановлены.

Во время пребывания в Гяндже принц Хамза позаботился об опекунстве двух своих сыновей, родившихся от разных матерей. Это было сделано словно бы в предвидении печальных событий, которые скоро и произошли. Оба его сына были еще в очень нежном возрасте, их звали — Исмаил-мирза-султан и Хейдар-мирза. Их опекунами были назначены Исми-хан Шамлу и Аликули-хан[240]. Во время стоянки в Гяндже Имамкули-хан Каджар прибыл во главе большого отряда, значительно пополнившего шахскую армию под верховным командованием принца Хамзы. Даже с таким пополнением принц счел неблагоразумным предпринимать дальнейшие действия против турецких сил в Тебризе. Отсюда было решено вернуться в Казвин, и вся персидская армия, конвоируя шахскую особу, совместно с двором, выступила из Гянджи. Наступила зима с дождем и снегом, и после дневного перехода мы остановились в местности в трех лье от Гянджи, в палатках, шатрах. Из-за плохой погоды мы прошли немного. Во время этой стоянки произошел тот ужасный случай, подробности которого будут изложены в следующей главе.

Глава одиннадцатая,

о несчастной смерти принца Хамзы и многих других последовавших событиях

Турецкая армия, как мы узнали потом, оставила Тебриз (усилив гарнизон) лишь после того, как причинила городу страшные разрушения, так что не осталось ни одного целого дома, и трудно было судить, был ли здесь когда-либо город: не осталось ничего, кроме воспоминания о его былом величии. Турецкая армия теперь направилась на север, в Грузию. Случись им вторгнуться в район Казвина и Исфахана, судя по их настоящему вторжению в Грузию, и Персия оказалась бы в крайне тяжелом положении. Но, к счастью, фортуна никогда не благоволит только одной стороне; судьба переменилась, и, в конце концов, мы добились своего.