Книга Солнце - крутой бог - Юн Эво

Маленькая Буря берет розы. Наклоняется над ними и нюхает. Закрывает глаза так, что голубая сказка скрывается за веками, и вдыхает аромат трех красных роз, стебли которых еще хранят тепло моей руки. Пот от моей руки смешивается с потом ее руки в голубом блеске.

— Я приглашаю тебя на сегодняшний вечер, — громко говорю я. — Пойдешь со мной?

Сперва она серьезно кивает, потом у нее в горле что-то освобождается, и она отвечает так громко, что все в зале могут это слышать:

— Да, с удовольствием.

ДА! —

проносится сквозь меня. И это не такое многократное ДА, которое заполняет все страницы. А просто слово, полное радости, победы, влюбленности, и оно захватывает меня, Адама, целиком и полностью. Такое ДА уже останется со мной навечно.

Я встаю и делаю пируэт, чтобы показать, как я счастлив. И поскольку меня все еще переполняет ее ДА, это выглядит очень изящно.

— Великолепно! — говорю я.

— Потрясно! — кричу я.

— Yes, baby! — вою я и исполняю соло на воображаемой воздушной гитаре.

Мне выпала шестерка в костях, я наконец-то получил счастливую карту. Слишком часто мне выпадало в этой игре: «Ваш дом и отель горят. Вернитесь на старт». Но наконец настал мой черед. И по-моему, сейчас самое время.

Я собираюсь покинуть кафе на этом великолепном ДА, посылаю Маленькой Буре воздушный поцелуй и качу к двери не хуже чемпиона Олимпиады.

— Постой! — кричит она.

Я скатываюсь с высокого ДА и превращаюсь в дрожащее ЧТО.

— Я что-то не так понял?

— Когда мы встречаемся? — спрашивает она.

Ах да! Конечно! Маленькая деталь. Хотя и очень важная.

— В восемь часов, — отвечаю я задорно и красиво открываю дверь.

— Постой! — снова кричит она.

Ко мне возвращается прежняя дрожь, и я чувствую предательскую слабость в коленях.

— Ты можешь прийти ко мне, — она диктует мне свой адрес в Торсхове.

Ладно. Ладно. Еще одна незначительная деталь. Так легко забыть мелочи при раздаче призов. Я киваю, благодарю ее за адрес и на этот раз медленно поворачиваюсь к двери.

— Постой! — кричит она. Публика почти не верит своим глазам и ушам, застывшая в толстом слое замерзшего времени.

— Меня зовут Клаудия Хассель, — говорит она и выглядит смущенной, произнеся свое имя так громко, что его слышно даже в глубине зала. — А тебя?

— Я всегда звал тебя Маленькая Буря, — говорю я и немного смущенно называю свое имя. — Приятно познакомиться.

— Ммм… — вот ее ответ.

И тут раздаются аплодисменты. Все присутствующие в кафе начинают дико хлопать, свистеть и выть. Можно подумать, что мы разыграли настоящую драму. Своего рода счастливый вариант «Пера Гюнта», где Пер наконец добивается той девушки, которую и хотел заполучить. Мы разве что не раскланиваемся и не посылаем по кругу шляпу, как бродячие артисты.

Я подмигиваю Маленькой Буре, которую отныне буду звать Клаудией, и исчезаю за дверью. Через окно я вижу, как люди показывают на меня пальцами и машут мне, и я как можно скорее уматываю оттуда.

О конце дня рассказывать почти нечего. Я заглядываю к Франку и любуюсь маленьким морщинистым Адамом, который ест салат и ползает в своем ящике совершенно счастливый, без всяких списков, пунктов, заданий или огорчений. Франк напоминает мне, чтобы я не пытался вечером жарить у Клаудии бифштексы. Вместо этого я должен попытаться выяснить, какие у нас с ней есть общие интересы.

Франк выглядит счастливым. И когда я говорю, что ему надо обзавестись девушкой, он отвечает, что боится, как бы маленькая черепаха не стала его ревновать. Маленький Адам трясет головой, будто понимает, о чем идет речь. Потом набрасывается на очередной листик салата и тщательно его жует. Мы с Франком договариваемся увидеться в понедельник, и я убегаю.

Мама пригласила к себе на вечер подруг. Папаша сидит в спальне перед компьютером и думает об Ибсене. У него вечером встреча с театральной группой. Сёс уже умотала из дома на лодочную прогулку с двумя школьными подругами. А мама только кивает, когда я говорю ей, что иду прошвырнуться. Но потом спохватывается, как будто хочет получить побольше инфы.

Я прикидываюсь, что не слышу ее вопросов, спешу привести себя в порядок и смыться.

— У тебя свидание? — вдруг спрашивает она. Подкрадывается ко мне и вглядывается в мое лицо. — Не вздумай врать. Еще никому не удалось что-нибудь от меня скрыть!

Я думаю, знала бы ты, что от тебя скрывает папаша! Но, естественно, не выдаю его.

— Бинго, мамаша! — говорю я.

После этого она выуживает из меня всю историю так же, как рыболов-спортсмен вытаскивает на берег рыбу. Осторожно, силой, хитростью и обманом. Наконец она улыбается — допрос окончен. Тем временем папаша тоже выходит к нам и слушает наш разговор. То есть, выглядит это так, словно он неуверенно бродит вокруг и вообще ничего не слышит. Но когда он останавливается с улыбкой, я понимаю, что он слышал все. Мама убегает, чтобы купить молоко, а папаша прокрадывается на кухню и возвращается с вороватым видом. Не иначе как он там что-то стибрил.

— Возьми с собой, — шепчет он мне, будто мама на улице может нас услышать. Он протягивает мне три баночки пива, я кладу их в пластиковый пакет, а сверху сую джемпер и несколько дисков.

— Так вам с Клаудией будет немного веселее, — говорит он и улыбается. Хотя я вижу за этой улыбкой нечто совсем другое. — Ты помнишь, о чем мы с тобой вчера договорились? — спрашивает он.

Я киваю, и он улепетывает в спальню, как только мы слышим на лестнице мамины шаги. Я прячу пакет за кровать и надеюсь, что банки звякнули не слишком громко.

Папаша включает телик. Время подходит к семи, и он чувствует себя неприкаянным. Четверть восьмого. Двадцать минут. Мама тоже, как вор, прокрадывается в мою комнату.

— Возьми, — говорит она тихо, чтобы папаша в гостиной ее не услышал. И протягивает мне пластиковый пакет. В нем три баночки пива. — Развлекитесь немного. Я еще помню, как человек себя чувствует в вашем возрасте, — говорит она. Я держу язык за зубами и ставлю пакет рядом со своей сумкой. — Не сомневаюсь, что вы хорошо проведете вечер, — говорит мама, быстро обнимает меня и мчится на кухню, чтобы приготовить все к приходу подруг.

А я остаюсь с сумкой, потяжелевшей от пива. Я всегда говорил, что у всех людей есть свои тайны. В моем случае две совершенно особые тайны. Можно подумать, что папаша с мамашей вообще не знают друг друга. Ни один из них не хочет, чтобы другой знал о его поступке. А может, они просто боятся, что другому не понравится, что я в субботу вечером буду пить пиво? Неужели даже взрослые так плохо понимают друг друга? Неужели мне следует отказаться от мысли стать взрослым? Я чешу в затылке и обещаю себе завтра же выяснить это у Франка. Хотя разве он знает ответ на этот вопрос, ведь он тоже взрослый. Вот и пойми их, этих взрослых!