Книга Путь к сердцу. Баал - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Или просто не хотела спать с мужчиной?
И, не дожидаясь ответа, поднялся со стула, вышел с кухни.
* * *
Ладно, раз уж он здесь, сделает что-нибудь полезное. Обыщет местность на предмет чужих следов, займется стайкой – давно хотел ее построить для хранения инструментов. Даже доски привез месяц назад, да так и оставил лежать под навесом.
Планшет мигал сообщением: «0 вызовов».
Странно, работы пока нет? Редкий день. Баал даже проверил связь – работает. Хмыкнул, какое-то время посидел на узкой кровати, затем поднялся и стал переодеваться. Нужно заглянуть к лохудре, спросить про чужаков – не видала ли? Затем прогуляться, присмотреться, «понюхать» воздух. Если «залетные» где-то рядом, он их почувствует.
В кобуру на поясе отправился заряженный пистолет – не столько нужен, сколько по привычке. Убить он мог и издалека (это при необходимости), а без необходимости пугать никого не стоит. По-хорошему, поймать бы да отвезти к Начальнику – пусть тот сам разбирается. Регносцирос может находиться на этой территории? Может. Значит, вопросов не последует, а про Алесту, авось, не спросит.
Подумал. И решил, что чужих «лучше убить». Или хотя бы нейтрализовать тихо, без вмешательства Дрейка: все-таки вопросы – вещь неудобная. Лучше бы им пока не встречаться.
Местность выглядела спокойной, без присутствия чужаков – колосились сорной травой луга, шумел ельник, пахло сыростью. Сезон дождей в этих краях длился недолго – все больше жара, – но сейчас стоял именно он; по небу, словно наблюдатели, плавали тяжелые тучи, в низинах стоял туман.
Баал шагал по узкой тропке, смотрел по сторонам и думал. По большей части о том, кого именно, как оказалось, он привел в дом – лесбиянку. Да-да, лесбиянку – женщину, взращенную Великой Общиной Фемид; женщину, предпочитающую родить от Богини, нежели от человека; женщину, не желающую иметь среди своих детей мальчика.
Тьфу.
Ему некстати вспомнилось лицо собственной матери: выражение отвращения на поджатых губах, презрительно сощуренные при взгляде на него глаза, едкие фразы:
«И почему я не родила девчонку? Даже если бы она была таким же отребьем, как ты, я радовалась бы больше».
Регносциросу хотелось сплюнуть прямо в высокую траву. Некоторым женщинам нельзя рожать – попросту нельзя. Ни зачинать, ни вынашивать, ни воспитывать, ибо, если в голове слишком много тараканов, то ребенок категорически противопоказан. Он, например, был бы крайне признателен собственной матери, если бы та никогда не встретила бы его отца-демона, а после не сломала бы жизнь единственному сыну полным отсутствием умения любить.
Вот и Алеста…
Наверное, хорошо, что она изначально не хочет пацаненка – правильно. Нечего еще одному чаду расти в неправильной семье, быть мелкой сошкой-зернышком в колесе диковинной Общины, жить с покалеченным умом, а после и сердцем.
Надо же какой странный мир – этот Танэо. А он еще корил себя, что не узнал о нем больше – и хорошо, что не узнал. Потому что, если бы прочухал раньше про Великое Общество Лесбиянок и про то, что «мальчиков» к вступлению в общество они специально готовят, ни за что бы не стал спасать незнакомку на Равнинах – оставил бы ее лежать на камнях и еще порадовался бы – одной станет меньше.
А теперь поздно. Теперь она в его доме, теперь он обещал, что через пару недель поможет, теперь дал слово, и только выполнять.
Лесбиянка.
Это слово кружило в мозгах, как зеленая надоедливая муха, и вызывало все новые приступы отвращения – Баал был ярым сторонником натуральных союзов.
А ведь красивая, если подумать: фигуристая, с ладным лицом, большими глазами, да и хозяйка хорошая. Не лесбиянка бы, так и подумал, может, чтобы взглянуть на нее попристальнее.
А так…
Во рту стоял прогорклый привкус сырников; теперь понятно, почему заносчивая – ведь он мужчина. Тем более, мужчина «дикий», неподготовленный, недостойный – что за судьба ему встречать на пути женщин без любви и сердца? А ведь с утра вела себя ласково: смотрела по-доброму, спрашивала заботливо, пыталась угодить. Зачем это – потому что спас?
Он злился. Встретил бы чужаков прямо сейчас – убил бы. Просто, чтобы выплеснуть гнев.
«Забудь, – твердил себе Регносцирос, не переставая, – она того не стоит. Всего две недели, а там все».
Твердил, а сам грустил о том, что одна-единственная любящая женщина – Бернарда – досталась не кому-то, а самому Начальнику. Другой такой уже не встретится.
Наверное, так и правильно. Так и должно быть.
С лугов он вернулся к обеду. Мрачный от собственных мыслей, злой от того, что никого так и не встретил – даже следов чужаков не уловил. Вернулся и сразу же занялся стайкой: принялся таскать из гаража доски, стянул с плеч отсыревшую от плотного тумана майку, достал инструмент – завизжала пила, посыпалась на землю стружка.
Алеста подошла к нему, когда он обработал три доски и хотел взяться за четвертую – сначала постояла молча, затем поняла, что внимания на нее обращать не собираются, обошла Баала спереди и с решительным выражением лица заговорила:
– Ты… утром… Меня неправильно понял. Я хорошо отношусь к мужчинам, я их уважаю.
Тьфу ты, – он недобро улыбнулся, – она еще оправдывается. Не хочет, чтобы он считал ее виноватой.
– Да наплевать мне.
– Нет, дай я скажу. Те мужчины, что живут в лесу, – они на самом деле «дикие», понимаешь? Они ловят нас и издеваются…
– В смысле, трахают? Большинству нравится.
– …держат на привязи, обходятся, как с рабынями…
Как и вы с ними в пределах Стены, видимо.
– …не уважают, не лечат, если заболеваем, только бьют…
Ну, надо же, как страшно.
Будь он поглупее, и сам бы рад наколотить такую вот клушу. Да вот только совесть, и рука не поднимется.
Вслух же Баал сказал другое:
– Иди уже. Приготовь что-нибудь на обед. Должна же быть с тебя какая-то польза.
И Аля ушла. Все еще полная намерений отстоять свою девичью честь и разочарованная, оттого что не вышло.
Он ухмыльнулся, глядя ей вслед, и снова взялся за пилу.
А перед обедом заглянул к Лохудре:
– Никого не видела?
– Нет. Ночью спокойно было.
– Утром тоже?
– Я бы сказала.
Регносцирос переступил на крыльце, задумчиво пожевал губы.
– А ты, я слышала, пилишь чего?
– Тебе какое дело?
– Никакого.
Он помолчал. Она заговорила вновь.
– А ты один живешь? Кажется, я женский голос сегодня слышала.
Черные глаза недобро прищурились, зло сверкнули: