Книга Без пяти минут взрослые - Зента Эргле

— Мне надо срочно встретиться со Шрамом. Спасти Рудиса может только он.

— Сыночек мой, за что они тебя взяли? — запричитала Минна, размазывая по лицу пьяные слёзы.

— Где Шрам? — строго спросил оперуполномоченный.

— Не знаю. Ничего не знаю.

Когда Матильде Цауне было предъявлено служебное удостоверение, хозяйка стала разговорчивой.

— Двое Рыжих в тюрьме, а третья ведёт аморальный образ жизни. Можно будет, наконец, выселить их отсюда? — поинтересовалась она.

— Очень возможно, но всё-таки желательно поговорить с юристом. К Минне ходят всякие: пьют, шумят, дерутся. Но кто они, хозяйка, к сожалению, не знает. Минна не считает нужным знакомить её со своими гостями.

В доме живёт ещё один квартирант, уже в годах, очень солидный, инвалид Великой Отечественной войны, был тяжело ранен в голову и контужен. На лбу до сих пор остался шрам. Сейчас он уехал к какому-то другу на своей инвалидной машине.

— Очень солидный и вежливый человек, — ещё раз подчеркнула хозяйка.

Возвращаясь к себе, оперуполномоченный думал:

«Люди честно занимаются своим делом, а где-то недалеко, как зверь в норе, прячется преступник, на совести которого, наверняка, не одно преступление». «Шрам на лбу, инвалидная машина» — не выходило из головы.

— Чем чёрт не шутит? — сказал он эксперту. — Сходи, сфотографируй отпечатки шин той инвалидной машины. Дорога там грунтовая, и их хорошо видно.

Узор на фотографии оказался точь-в-точь таким, как отпечатки протекторов машины, на которой ехал Шрам в день покушения на Дауманта. На следующий день у Матильды Цауне появился ещё один солидный квартирант. Его в полной мере удовлетворила необжитая и давно не отапливаемая комнатка на чердаке.

— Только на лето, — сказал он, заплатив за месяц вперед. — Здесь у вас, как в деревне: зелень, цветы. Прописывать не надо. Я от семьи сбежал, чтобы закончить роман. Дома дети шумят, носятся по комнатам, жена по очередям гоняет. А здесь полный покой и тишина.

— О-оо! Вы писатель? — выдохнула хозяйка.

— Может быть, хозяйка не откажется приготовить писателю чашечку чая утром и вечером?

— И обед, если пожелаете, — предложила Цауне.

Будущий жилец галантно поцеловал ей руку:

— Тогда у меня будет всё необходимое для плодотворной работы.

По утрам и вечерам новый жилец в спортивном костюме бегал по саду, после обеда колол дрова, а в остальное время усердно работал. Так продолжалось неделю.

В ночь на понедельник в ноль часов пятьдесят минут зазвучал радиотелефон:

— «Центр»! «Центр»? Я — Писатель! Дичь нашлась.

— Будем через пятнадцать минут. Один ничего не предпринимай. Слышишь? Всё!

«Солидный» жилец Матильды Цауне поставил свою машину в сарай и через веранду вошел в свою комнату. «Писатель» осторожно спустился по чердачной лестнице. За дверью было слышно, как прибывший умывается. Потом заскрипели кроватные пружины, и погас свет. Услышав настойчивый стук, Шрам бросился вон через окно и попал прямо в руки оперативников.

Главный преступник за решёткой, но следствие продолжалось, пока не были распутаны все нити. Оказалось, что Шрам сбежал из колонии, где отбывал наказание вместе с отцом Рыжего Рудиса.

* * *

Прошло дней десять, когда к Дауманту вернулось сознание. Рука была тщательно перевязана и закреплена в гипсовом ложе. Пальцы распухли и не двигались. Если б не треснутый ноготь большого пальца, он был бы уверен, что это не его рука, а какого-то другого, гораздо более крупного человека. Иногда ладонь чесалась, как будто по ней бегал миллион муравьев.

— Ты шевели пальцами, упражняй их, — советовал доктор.

— Зря вы стараетесь. Калека никому не нужен.

— А что, культя вместо кисти лучше? — разозлился Вилнис Грава, вспомнив напряженную ночь операции: столько усилий потребовалось, чтобы этот парень не стал инвалидом.

Даумант молчал.

Может, не надо было вмешиваться? Тогда он не раздумывал, а действовал, как подсказывала совесть. И что теперь? Однорукий калека. Какое противное слово! Как карканье вороны. А как же Байба? Ну, на этом крест! Конец мечтам и надеждам! От всех этих мыслей раскалывалась голова.

Сестричка принесла лекарство, но напрасно она заговаривала с парнем. Отвернувшись к стене, он не отвечал.

— Самое главное лекарство — воля к жизни, — говорил доктор Грава матери Дауманта. — Сначала надо победить апатию.

Мать позвонила в училище. Отсутствие Дауманта там было заметно: танцевальному коллективу не хватало танцора, редколлегии — главного художника.

Первыми к Дауманту пришли Байба и Даце.

— Ты теперь наш кровный брат, — присев на край постели, сообщила Даце. — В тебе кровь многих из нас. И мы все за тебя в ответе.

— Кому я такой калека нужен?

Байба, глотая слёзы и не в силах выговорить ни слова, смотрела на Дауманта.

— Как тебе не стыдно! Радовался бы, что голова цела, её бы тебе ни один чудо-доктор не пришил.

— Это было бы лучше для всех.

— Для кого это для всех? — возмутилась Даце. — Для матери? Для отца? Плыл по жизни сверху, как поплавок, а теперь, когда жизнь тебя испытывает, — в кусты! Одним словом, училище тебе надо кончать вместе с нами. Здесь «Технология изготовления одежды» и «Производственное обучение».

— Идите вы все… — Даумант отвернулся к стене. — Что я за портной с одной рукой?

Мать дала знать, чтобы гости вышли, и последовала за ними.

— Не плачь, Байба, — успокаивала она девушку. — Все будет хорошо. Самое страшное уже позади. Даумант вбил себе в голову, что рука останется неподвижной, и очень переживает из-за этого.

Наконец, пришел долгожданный день, когда врач снял гипсовую повязку. Рука была опухшей. Пальцы неподвижны. Суставы болели. Доктор осторожно прощупал каждую косточку.

— Согни-ка ладонь.

— Больно.

— Естественно, ведь она так долго была без движения. А теперь поздороваемся. Сожми крепче! Ещё крепче! Можешь считать, что нам обоим повезло, — улыбнулся врач.

— Я в самом деле не буду калекой?

— Нет, теперь я тебе могу это смело обещать.

— И снова смогу заниматься боксом?

— Ну это придётся отложить. По крайней мере, на год.

— Спасибо, доктор!

* * *

Кусая губы от боли, Даумант левой рукой разминал пальцы правой руки, в которую мало-помалу возвращалась жизнь.

— Всё в порядке, — сказал доктор Грава матери Дауманта. — Депрессию преодолели. Теперь начнётся выздоровление. Если так пойдёт дальше, через пару недель выпишем.