Книга Первая, вторая, третья - Лариса Соболева

— Кроссовки сними. У меня рубашка чистая, мама гладила. И без разгона. Я тебя так подниму.

Тот послушно стащил кроссовки, стал на руки Гоши, который без усилий немного приподнял его — чем не цирковой трюк? После чего молодой человек, ухватившись за край стены, поставил на могучие плечи сначала одну ногу, затем вторую и уже без усилий заглянул во двор. На террасе ужинала компания и, поскольку она была неплохо освещена, Феликс разглядел каждого в отдельности, задержал глаза на Светлане. Не настолько он ее знал, чтоб сказать: ура, она! Похожа. И не похожа. Но это уже кое‑что, дальше — Захару разбираться. Феликс посмотрел вниз, Большой Гоша стоял, как смотровая вышка, скрестив на груди руки.

— Фотик дай, — попросил Феликс.

Большой Гоша запрокинул голову, переспросил:

— А?

— Аппарат подай. Снять…

Фотоаппарат висел на Гоше, он без проблем снял его с шеи, наклонив голову, а подать не смог, пришлось Феликсу присесть, держась одной рукой за край стены. Но вот он снова выпрямился, положил фотоаппарат на стену, настроил и несколько раз щелкнул компанию за столом. По сигналу Большой Гоша подставил сложенные ладони, юноша нащупал их ногой, затем схватился за Гошину голову и наконец спрыгнул.

— Поехали к компу, посмотрим, что получилось.

17

В показаниях свидетелей не имелось ничего, за что можно было бы зацепиться и построить дальнейшую стратегию. Но в «Эстер» Стриж поехал только лишь потому, что вышибала убеждал, будто Лиза часто общалась с официанткой, а он к клиентам обязан дышать ровно. Если учитывать, что часто общаются люди близкие по духу, то официантка должна знать больше, чем рассказала следователю. Как это пропустили и не раскрутили? Должно быть, всему виной рационализм: поиски пропавших людей — бесперспективное дело.

Официантка Рената, увидев фото Светланы, не отказалась поговорить с ним, но сходила к администратору и спросила разрешения минут десять посидеть со следователем. Попробовала б та отказать, Стриж человек немножко мстительный.

— Лизу я неплохо знаю, — сказала официантка, присаживаясь на стул и доставая сигареты.

— Вы были подругами?

— Как вам сказать… Иногда общались, но не в компаниях, а так, примерно как с вами сейчас. Она девочка элитная, а я просто студентка сначала колледжа, потом института, из малообеспеченной семьи, подрабатывающая по вечерам в ресторане. У Лизы был дефицит общения, мы быстро с ней сошлись, она часто сюда забегала, случалось, отвозила меня домой, если за ней не приезжал муж.

— Я понимаю, прошло много времени, но…

— Да какое время? Человеческая память крепкая.

— Но я имею в виду последний день…

— Почему вы говорите «последний»? — насторожилась Рената. — С ней что‑то случилось?

— Она в списках пропавших без вести, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Стриж. — Ее вроде как потеряли.

Рената успокоилась, закурила и усмехнулась:

— А может, Лиза хотела потеряться?

— В каком смысле?

— В прямом. — Ее тон был загадочным.

— Рената, прошу вас, не играйте словами и интонациями. Сейчас от вас и тех, кто знал Лизу, зависит жизнь одного человека. Мне нужна правда.

— Кто вас нанял?

Несмотря на молодость — ей лет двадцать пять, в наше время это еще инфантильный возраст, — девушка умела оценивать ситуацию по‑взрослому. «Кто вас нанял?» — это барьер, который она не собиралась переступать, не желая вредить кому бы то ни было. Хорошая позиция. Тем более ее следовало убедить, что заграждение она воздвигла напрасно, он не враг Лизе.

— А вам недостаточно моего удостоверения?

— Нет. К тому же меня уже спрашивали о Лизе…

— Знаю, читал. Поэтому пришел к вам. Ну, хорошо, колюсь. Да, меня нанял один замечательный парень, невесту которого украли…

— Да что вы!

— Его проблема соприкасается с пропажей Лисовского Филиппа, поэтому я здесь. Да, я пользуюсь своим положением, но если мне не удастся разобраться, невесту парня убьют. К сожалению, не могу сказать больше, потому что сам ничего не понимаю.

— Хотелось бы вам верить…

— А вы поверьте, — прервал Ренату Стриж.

— Но если это не моя тайна, как быть?

— Пожалейте жениха с его невестой. Да, вы ее не знаете, она вам совсем чужая, но смерти не заслуживает, это хорошая девушка. Вы могли оказаться на ее месте.

— Лиза в чем‑то виновата?

— Нет! Нет! — Вот упрямая попалась! И не дура, черт возьми! Стриж уже не знал, каким образом на нее воздействовать. — Понимаете, Рената, у меня подозрение, что Лизы нет в живых, как и Филиппа. — Девушка подняла брови, мотнула головой, но он не понял, что сие значит. — Вы сказали: «Может, Лиза хотела потеряться», а трактовка вашей фразы тройственная. То ли она добровольно ушла из жизни, то ли ее убили, то ли спряталась. Какая из моих версий верная? Меня даже не Лиза интересует, а ее муж.

Нечаянно последней фразой попал в точку, Рената закусила губу, задумавшись, еще чуть‑чуть, и диалог пойдет. Подход — дело тонкое, главное в данном случае допрос превратить в дружескую беседу. А что сближает? Конечно, спиртное. Стриж взял со стола соседнюю рюмку, налил туда коньяк, пододвинул Ренате, но она отодвинула:

— Не надо меня спаивать, мне нельзя, я же на работе, да и не пью я. Значит, вас интересует Родион. А что именно вам интересно?

— Хм. Все. Хоть вы и отрицаете, но, как я понял, с Лизой были подругами…

— Я была ушами.

— То есть?

— Ну, Лиза приходила сюда, требовала меня, кидала штуку администратору, чтоб нам не мешали, и говорила. Еще пила, она много пила последнее время. Я и сделала вывод, что у нее дефицит общения, раз душу излить некому.

— Родиона вы хорошо знали?

— Только со слов Лизы. Бывало, Роди — так она его называла — заезжал сюда, короче, я видела его несколько раз.

— Ну и как он вам?

— Трудно судить, меня же подготовила Лиза, я воспринимала Роди уже с ее подачи.

— А что она о нем рассказывала?

— Ничего хорошего. Сначала она его любила, потом разлюбила — обычная история. Только Роди не дал ей… как это… права выбора. Он не позволил Лизе расстаться с ним. То она его жалела, то презирала, то ненавидела… У меня нет опыта, чтобы понять, какие между ними кипели страсти, но что‑то происходило нездоровое. Потом вдруг Лиза начала пить. Сидит у нас и заказывает одну выпивку, вижу: не лезет в нее, а она пьет. Это не все. Лиза рассказывала, причем веселилась жутко, что закатывает сцены мужу при людях. Я спрашивала, зачем она это делает.

— Зачем же?