Книга Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу - Алекс Капю

Это вам, на неотложные расходы. Берите. Ну, скорее. Пора опять платить за квартиру на улице Тапис-Вер. Пошлите немного в Швейцарию, если хотите. И ни слова о моем визите. Никому. Вы меня поняли?

Когда невысокий господин ушел, Лаура д’Ориано пересчитала деньги. Триста франков. На неделю хватит.

* * *

Потом настал год, когда на одном из конгрессов в бостонском Массачусетском технологическом институте Феликс Блох познакомился с молодым физиком Лорой Миш, которая защитилась в Гёттингене по рентгеновским лучам и в 1938-м эмигрировала в Америку. Четырнадцатого марта 1940 года они поженились. На первых порах жили в кампусе, в холостяцком бунгало Феликса, затем переехали в симпатичный домик на Эмерсон-роуд в Пало-Альто. Там 16 января следующего года родились близнецы Джордж и Дэниел. Для молодой матери первый год с двумя младенцами был весьма напряженным, вскоре ей срочно потребовался отдых. И Феликс Блох готовился провести лето 1942 года с семьей на пляже Ла-Карпинтерия к югу от Санта-Барбары.

Но тут ему позвонил Роберт Оппенгеймер и попросил принять участие в его летнем семинаре в Беркли.

На сей раз нет, сказал Блох.

Это важно, сказал Оппенгеймер.

Сожалею, сказал Блох. Мы уже упаковали плавки и пеленки. И внесли плату за пляжный домик.

Распакуйте вещи, сказал Оппенгеймер, и не беспокойтесь о задатке. Привет от меня Лоре. Скажите ей, что я все возмещу.

Но я не могу. Зима у нас выдалась тяжелая.

Сожалею. Дело идет о нейтронах. Блох, вы нужны мне на семинаре. Участие обязательно. Больше я по телефону ничего сказать не могу.

Как это понимать? – спросил Блох.

Послушайте. Семинар так и так состоится, хотим мы с вами или нет. Если не мы, это сделают они. Мы или они, Блох, вы меня понимаете? Вероятно, они уже этим занимаются. Нам нельзя терять время.

Понимаю.

Ваше участие – личное пожелание президента Рузвельта. Начинаем в первых числах июля. Будут еще несколько старых друзей по копенгагенским временам.

Кто?

Ханс Бете и Эдвард Теллер. Ван Флек[51]. Мой ассистент Роберт Сербер[52]. И несколько моих докторантов. Теллер ведь защищался у вас в Лейпциге?

У Гейзенберга. По ионизированным молекулам водорода. У меня он только заваривал чай. В подвале с пинг-понгом.

Вот так и получилось, что лето 1942 года Феликс Блох провел не на пляже Санта-Барбары, а на верхнем этаже Ле-Конт-Холла в Беркли. Перед семинаром стояла задача в свободной общей дискуссии чисто гипотетически обосновать, возможно ли в принципе создать оружие огромной разрушительной силы, высвободив внутриатомную энергию связи.

Участвовало в семинаре девять человек. Из числа ведущих умов в этой области. Встречи были засекречены. И происходили на верхнем этаже в помещении, ключи от которого имел один только Оппенгеймер. Две стеклянные двери вели на балкон, по соображениям безопасности забранный стальной сеткой.

Для создания соответствующей атмосферы Роберт Оппенгеймер утром первого дня сделал сообщение о доселе величайшем вызванном людьми взрыве, случившемся 6 декабря 1917 года в порту Галифакса. После детонации пяти тысяч тонн тринитротолуола на французском артиллерийском транспорте образовался исполинский огненный шар, на территории двух с половиной квадратных миль ударная волна сровняла город с землей и убила две тысячи человек. Когда же над Галифаксом вновь воцарилась тишина, к небу поднялось грибовидное облако дыма.

Разрушительная сила этого взрыва была огромна. Но урановая бомба – к такому мнению участники семинара единодушно пришли в первый же день – произведет по меньшей мере десятикратное воздействие. Дымовой гриб поднимется в десять раз выше, огненный шар будет в десять раз больше, а взрывная волна – в десять раз мощнее, она одним ударом сотрет с лица земли не только небольшой город вроде Галифакса, но и большой вроде Берлина или Гамбурга. Или Рима. И убьет не две тысячи человек, а двадцать тысяч. Или двести тысяч.

Участники семинара очень быстро поняли, что потребуется много технической изобретательности, чтобы построить относительно небольшую и компактную бомбу, которую бомбардировщик В-29 сможет доставить на значительное расстояние к месту назначения. Однако в принципе это казалось возможным. В первой памятной записке Оппенгеймер отметил, что для быстрой цепной реакции хватит наполненного ураном-235 контейнера диаметром в двадцать сантиметров, причем, конечно, добавятся механизм взрывателя и оболочка, а это во много раз больший объем и вес.

Все лето под крышей Ле-Конт-Холла они вдевятером вели расчеты и проектировали свою гипотетическую бомбу. Нужно было в точности определить минимальное количество урана-235, необходимое для запуска надежной цепной реакции. Серьезную проблему представлял механизм взрывателя, который надлежало сконструировать так, чтобы масса как можно скорее стала критической и цепная реакция протекла полностью и не была прервана преждевременной детонацией. Особенно важен был также вопрос, сколько энергии выделится при цепной реакции. Детальные расчеты показали, что взрыв атомной бомбы превзойдет по мощности взрыв в Галифаксе не в десять раз, а как минимум в сто, если не в тысячу раз, и в результате число погибших может составить не две и не двадцать тысяч, а двести тысяч.

Феликсу Блоху предстояло в своей специальной области заняться проблемой диффузии нейтронов, установить, как при цепной реакции поведут себя быстрые нейтроны. Кое-что он мог прояснить, но оставались и открытые вопросы. Правда, принципиальных трудностей теоретического или технического свойства в ходе семинара не возникало. Бомбу сделать можно, в этом все участники семинара были единодушны.

Сомнения охватили всех только один раз, тем июльским утром, когда Эдвард Теллер, прихрамывая, вошел в комнату, попросил у Оппенгеймера слова и высказал опасение, что жар атомного взрыва может инициировать возгорание всей земной атмосферы, которое перекинется на воду Мирового океана и полностью уничтожит жизнь на планете.

Его слова вызвали шок. Оппенгеймер, Блох и Бете бросили свои расчеты и взялись за новую проблему. Все знали, что при высоких температурах водород терял стабильность, как и азот, из которого на три четверти состоит воздух. Вопрос лишь в том, при какой температуре начнется цепная реакция и Земля вспыхнет.

До Эдварда Теллера никому из людей эта мысль в голову не приходила, ответа не знал никто. Оппенгеймер поручил Бете проверить расчеты Теллера. Через несколько дней Бете дал отбой, вероятность глобального возгорания воздуха и воды «сильно стремится к нулю». Даже при самой высокой исходной температуре цепная реакция начаться не может, так как атомные ядра в воде и воздухе далеко отстоят друг от друга и потому потеря энергии слишком велика.