Книга Полезное с прекрасным - Андреа Грилль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Низкорослое деревце, произрастает, главным образом, в вечнозеленых лесах, где представлены молочайные. Распространено только на территории Танзании. Угроза исчезновения невелика.
Жутко раззявив рот, сентябрь заглатывает кусок лета. Жара не спадает. С тех пор как погиб их мусанг, Фиат обращает внимание на то, чего прежде никогда не замечал. Скажем, на улице он часто слышит, как прохожие говорят, мол, им хотелось бы жить в другом городе, побольше, что в сотне километров отсюда; тот город за последние десятилетия прямо-таки расцвел и стал идеальным местом для жизни.
— Сентябрь, — говорит Фиат Финценсу, зачерпывающему ложечкой йогурт, — сентябрь, а по-прежнему всюду гнетущая духота и усталость.
Он должен рассказать другу о том, что так гнетет его самого, молчать уже невмоготу.
— Я влюбился.
— Ты… как ты сказал? — Ложка застывает в воздухе на полдороге ко рту.
— Да, влюбился. Но я ей не нужен.
Финценс, явно успокоенный последними словами, облизывает ложку. Ему хватает других забот. Продавцам кофе надоели обещания, они ждут очередных поставок. Некий «господин из высшего общества», как называет его Финценс, открыл специальный бутик и намерен удивлять посетителей кошачьим кофе. А удивлять-то, выходит, нечем. На кухне стоит мешок, в нем двадцать пять кило зеленого кофе весьма изысканного дорогого сорта, и за него еще не заплачено. Кошка, нужна кофейная кошка, чтобы сделать этот кофе поистине драгоценным.
— Она переспала со мной, в лесу, где мы с ней гуляли, а теперь говорит, все кончено. Я не понимаю. Почему она так решила? Почему не подумала обо всем раньше?
— Почему ты не подумал обо всем раньше? Во всяком случае, ты получил удовольствие. — Таков лаконичный комментарий Финценса. Но затем, словно желая помучить Фиата, он добавляет: — У ее мужа не может быть детей. Поэтому она сошлась с тобой. И хочет ребенка, и не хочет. Такие вещи происходят на подсознательном уровне, дело, понимаешь ли, в энзимах. — Для Финценса тема исчерпана. — С него хватит, тем более, что речь идет о той женщине, — говорит он, когда Фиат опять и опять принимается за свое, — которая разбила перегородку, с неимоверным трудом установленную в гостиной. Под диваном и креслами все еще попадаются осколки оргстекла, словно нарочно попрятавшиеся по углам, чтобы нельзя было от них избавиться.
Перегородки больше нет. Только направляющие с пазами, на которых она крепилась к стене, до сих пор никто не отодрал. Мебель стоит там же, где и при жизни кофейной кошки, половина комнаты пустует. Ни стол, ни кресло они туда не переставили. Отсутствие зверька зримо напоминает о себе.
Фиат тоже сел за стол, отрезал себе кусочек яблока, но не ест — сидит, неподвижно уставясь на пустое место в гостиной. Пустое место — символ его, Фиата, нынешней жизни и образ здешнего пейзажа, опустошенного засухой. Обочины дорог, поля, кусты и даже парки непривычно безжизненны.
Финценс решительно не желает слышать сетований на погоду.
— Отговорки, пустые отговорки. И женщины — тоже отговорки! — сурово осаживает он Фиата. — Надо пораскинуть мозгами, мы должны что-нибудь придумать. Нужно найти решение, нужна идея.
* * *
Официантка приносит вино. После третьего глотка Фиат просит:
— Не пей столько.
Валентина забирает и его стакан, выпивает залпом. Он принес ей два подарка — цветок артишока, в качестве букета, и плюшевую белку, на память о прогулке по лесу.
— Я ничего не скажу мужу, с какой стати? — уже второй раз говорит Валентина.
— Что же теперь?
— Да я уже сказала!
— Я женюсь на тебе.
— Забываешь о пустячке — я замужем.
— Будем так встречаться.
— Исключено.
— Почему? У тебя ведь уже нет с ним ничего общего?
— Не твое дело.
— Вы с ним как брат и сестра, так?
— У нас полноценная сексуальная жизнь. Теперь ты доволен?
— Не злись, — он пытается взять ее за руку. — Послушай, я найду работу.
— Да что ты говоришь!
— Пожалуйста, не ходи больше на перекресток.
— А я давно с этим покончила. Работаю теперь только в поле, и то полдня.
— Тебе и этого нельзя, в твоем состоянии, с поврежденной рукой. Ты должна поберечься.
— Состояние скоро пройдет, руке уже гораздо лучше, я почти не чувствую боли. Обыкновенный ушиб, а здесь вот, смотри, три маленьких шрама, как звездочки. По-моему, лучше нам больше не видеться.
Индийское кофейное дерево, произрастает лишь в дикой природе. Промышленного значения не имеет. Охранный статус неизвестен.
— Тебе кто-то звонил, — говорит муж, когда она приходит домой. — Странный какой-то тип.
— Чего ему было надо?
— Поговорить с тобой. Я не спрашивал, просто он попросил тебя к телефону. Потом сказал, что передавать ничего не надо, он позвонит еще.
Валентина спустилась к почтовому ящику. Забирая почту, она всякий раз удивляется тому, что люди, нелегально живущие в стране, нелегально снимающие квартиру, как они с мужем, все-таки получают почту; можно написать на почтовом ящике свою фамилию, никаких неприятностей не будет.
«Разгильдяйство оберегает людей от того, чтобы окончательно отравить жизнь себе и другим», — недавно сказала она мужу; тот молча кивнул. Почта его не интересует.
Один конверт толще всех прочих. В комнате стоит большое кресло, довольно далеко от него — письменный стол, за которым муж в эту минуту вынимает из формочек и аккуратно раскладывает на листе оберточной бумаги восковых И исусиков. Валентина, усевшись в кресло, просматривает почту. Первым делом она вскрывает толстенный конверт. Она надеется что-нибудь выиграть. Она всегда надеется выиграть. Можно вытянуть счастливый билет и уехать на Гавайи. Но в конверте не счастливый билет, а пластиковая куколка.
Валентина разворачивает листок, выпавший из конверта. «Крик жизни», — так озаглавлено послание, а дальше, тоже крупным шрифтом, напечатано: «То, что вы держите в руках и собираетесь выбросить в мусорное ведро — ребенок, которому всего десять недель».
У Валентины вырывается крик. Она роняет куклу, будто ужаленная в руку.
— Что с тобой? — Муж, обернувшись, смотрит на нее, но не встает из-за стола. Наверное, впервые в жизни он услышал, как его жена по-настоящему закричала — пронзительно, вне себя. Ни он сам, ни его жена не истерики. Они не кричат.
— Посмотри! — срывающимся голосом визжит Валентина, показывая на куклу. Муж поднимает с пола куклу. Это пластиковая игрушка.
— Рекламный подарок, — пожав плечами, он отдает Валентине дурацкую поделку. — Ничего особенного, дешевка. Да что с тобой? Тебе плохо? — Он смотрит на Валентину с недоумением или как на занятный объект, который прежде никогда не замечал, и который вдруг откуда-то свалился. Валентина думает, на мужа ей грех жаловаться, в каком-то смысле он не супруг, а само совершенство. Ему бы чуть побольше непосредственности, — было бы лучше для него. И, прежде всего, для нее.
