Книга Книга секретов - Жаклин Уэст

Настоящий Горацио замер, впервые утратив дар речи.

– Какой смысл в тебе? В твоем существовании? – напирал на него нарисованный Горацио. – Что такое фамильяр без господина? Неужели ты проведешь тысячелетия в праздности, бесполезной домашней кошкой?

Горацио все еще не отвечал.

– В сущности, ты хуже домашней кошки. Ты даже мышей не ловишь. – Рисунок придвинулся ближе, его ледяная морда остановилась всего лишь в сантиметре от Горацио. – Так скажи мне: какой в тебе смысл?

В комнате воцарилась молчание, внезапное и всепоглощающее, как обморок. Никто не шевелился. Высокие, темные стены, казалось, сомкнулись вокруг, как будто сам дом ждал ответа Горацио.

– Смысл такой, что мы его любим, – сказала Олив так внезапно, что сама себя испугалась. Она поморгала, пытаясь понять, это в самом ли деле она сказала – или кто-то еще.

Оба Горацио одновременно обернулись к ней. Настоящий Горацио выглядел ошарашенным. На морде нарисованного изобразилось отвращение, словно Олив заявила, что смысл – использовать его вместо туалетного ершика.

– Они тебя любят? – переспросил рисунок. Он повернулся к настоящему Горацио и медленно, саркастически ухмыльнулся. – Ути-пути. Они тебя любят. Ну разве влачить вечную не-жизнь того не стоит? Они же тебя любят. Они…

Горацио бросился вперед, сбив своего двойника назад на ковер. Долю секунды спустя два кота превратились в рычащий ком меха и когтей, прокатившийся по пятнам лунного света и исчезнувший в тени.

Харви дернулся было броситься в бой, но тяжелая черная лапа Леопольда остановила его.

– Нет, – предостерег Леопольд. – Это его битва.

Олив перевела глаза с двух котов на черный провал между дверей библиотеки. Если Мортон все еще находился в доме, он совершенно точно уже услышал бы их голоса – и все же его до сих пор не было. Либо что-то перехватило его по дороге (или кто-то, подумала Олив, перед глазами у которой встала Аннабель, маячившая за дверью ее спальни), либо прямо сейчас он убегал в ночь, маленький, одинокий в чужом ему мире. Заставив себя вновь сосредоточиться на дерущихся котах, Олив впивалась ногтями в ладони, пока ее глаза не наполнились слезами, словно ее собственная боль могла каким-то образом положить конец битве.

Конечно же, не могла.

Бой тем временем продолжался. Один атаковал, второй уклонялся, один бил со всей силы, другой летел кубарем – синхронно, как в жутком танце. Единственное различие было в том, что нарисованный Горацио оставался таким же холеным и невозмутимым, как всегда, а мех настоящего Горацио начал выглядеть помятым, и бока вздымались от тяжелого дыхания.

– Разве нам не стоит пристрелить самозванца? – осведомился Харви, любовно взглянув на свою маленькую кобуру и затем подняв глаза на Резерфорда.

– Думаю, Леопольд прав, – шепнул в ответ Резерфорд. – Это дуэль Горацио. И хотя слово «дуэль» само по себе происходит от старого латинского слова, означающего «война», со временем оно также стало подразумевать поединок исключительно двух участников.

Глаза Харви потускнели.

– Выходит, никакой стрельбы? – спросил он.

– Помни, кто ты! – Доносился до Олив рык нарисованного Горацио, прижавшего настоящего Горацио к подушкам дивана. – Ты здесь не затем, чтобы тебя любили.

– Я знаю, что я такое. – Горацио лягнул противника, и тот отлетел прочь. – Я знаю, потому что я это выбрал.

Он проскакал по подушкам, сшиб врага на пол и спрыгнул на ковер вслед за ним.

На протяжении трех ударов сердца Олив коты, застыв, смотрели друг на друга с выгнутыми спинами и распушенными хвостами. Глаза нарисованного кота тускло блестели. Глаза Горацио – мерцали, как свечи за зеленым стеклом. Затем, в одно мгновение, оба полоснули друг друга когтями. Загнутые когти сверкнули в лунном свете и рассекли две одинаковых морды. Оба Горацио с одинаковым шипением отдернулись назад.

У настоящего Горацио от глаза до переносицы пролегла глубокая царапина, из которой сочилась кровь, маслянистая и черная в лунном свете. Нарисованный Горацио был ранен точно так же и в то же место… но из пореза не сочилось ни капли крови. И под взглядами Олив, Резерфорда и трех котов царапина затянулась, не оставив и следа.

Фальшивый Горацио улыбнулся.

– А об этом ты не подумал? – спросил он, глядя в окровавленное лицо противника. – Тебе никогда не выиграть эту битву, бедный, жалкий домашний питомец. Ты не можешь повредить мне, Горацио.

Настоящий Горацио улыбнулся в ответ.

– Полагаю, я продолжу пытаться, – сказал он. Неожиданным прыжком он сбил противника с ног, и оба вновь укатились во тьму.

Когда коты пропали из виду, Олив сжала кулаки еще сильнее. Уже так много времени прошло. Мортон все не приходил… и она могла уже и опоздать. Но как Олив могла уйти, пока Горацио бился с врагом, которого привела она сама?

– Где бы мог быть Мортон? – шепнула она Резерфорду. И тут, сквозь шипение и завывание двух Горацио, до Олив донесся еще один звук. Это был низкий, горловой гул… и он, кажется, доносился сверху.

Олив перестала колебаться. Она бросилась к выходу.

– Что ты делаешь? – прошептал Резерфорд, хватая ее за рукав.

– Я должна найти Мортона! – бросила Олив через плечо. – Не дай нарисованному Горацио уйти!

Увернувшись от хватки Резерфорда, девочка выскользнула из дверей библиотеки и понеслась в еще более непроглядную темноту коридора.

Пока Олив пробиралась по прихожей, гул не прекращался. Она шла на него в черноту, к лестнице, где шум, казалось, становился еще громче. Вскоре он уже раздавался не просто сверху, но словно отовсюду разом, сотрясая ревом древние каменные стены, отдаваясь эхом в костях самого дома. Чувствуя себя крошечным зверьком в пасти кого-то огромного и голодного, Олив торопливо взбежала вверх по ступеням.

В таком же темном коридоре второго этажа не было ни души, и все же мощное, оглушительное гудение не утихало. Раз или два Олив послышались также чьи-то поспешные шаги. Она прокралась мимо темного дверного проема собственной спальни, замерев при виде чего-то белого, мелькнувшего на ковре в нескольких шагах от нее.

Олив подошла чуточку ближе. Гул продолжался, став даже еще глубже и громче. Олив шагнула в пятно света, пробивавшееся из щели под дверью ванной, и рывком распахнула дверь.

Мортон стоял в дальнем конце комнаты, наклонившись над стоящей на четырех когтистых лапах гигантской ванной.

– Мортон! – ахнула Олив.

Мортон подпрыгнул и оглянулся. Затем обернулся, закрутил краны, и рев воды, мчащейся по древним трубам, утих.

– Ты не пытался сбежать! – воскликнула Олив, бегом бросаясь к нему и заключая Мортона в медвежьи объятия.

Выражение лица Мортона стало странным. Это была, как догадалась Олив, наполовину улыбка, наполовину хмурая гримаса. Он неловко высвободился.