Книга Семь чудес и затерянные в Вавилоне - Питер Леранжис

– В конце он станет идеальной сферой, – сказал Бегад.

Глаза Эли стали размером с мячи для софтбола.

– Вы создаете локулус?

– Не локулус, – уточнил Бегад, – а его оболочку. Я уже очень давно думал над этой идеей, основываясь на чертежах, сделанных Германом Вендерсом в своих дневниках много лет назад. Многие считали их чересчур смелыми, но он был настоящим гением, надолго опередившим свое время. С момента вашего возвращения с Родоса этот проект перешел в разряд первоочередных.

– Но вы никогда не видели локулус, – заметил Марко. – Большая Нога тоже. Он был в то время за решеткой. Как вы смогли знать, что и как делать?

– И вновь вся заслуга принадлежит Вендерсу, – пояснил Бегад. – Ему удалось найти осколок локулуса – во всяком случае, так он решил. Наши металлурги проанализировали образец, воссоздали его, а затем обработали особой смесью металлического и углеродного волокна, органических и неорганических полимеров и дериватов силиката. Чтобы добиться упругости и легкости.

– Размешай и запекай, – пробормотала Эли, уставившись в черное стекло, – и получишь оболочку локулуса с пылу с жару.

– Если говорить упрощенно, да, – кивнул Бегад. – Суть в том, что когда локули были в гептакиклосе, они играли роль своеобразных каналов передачи атлантийской энергии, которая перемещалась от сферы к сфере. Великая Калани создала особый покров, гарантирующий свободное течение этой энергии. Мы надеемся, что нам удалось воссоздать его на примере Шелли. Если вы оставите эту сферу рядом с настоящим локулусом на расстоянии фута или около того, между ними произойдет обмен содержимым, – глаза Профессора казались дикими от переполнявшего его возбуждения. – Вы сможете оставить настоящий локулус там. А вернув Шелли, мы получим все необходимое для гептакиклоса!

– Но если эта штука правда сработает, – спросил я, – и мы украдем энергию локулуса, разве Вавилон не разрушится?

– Мои исследователи утверждают, что атлантийская энергия подобна человеческой крови – убери часть, и через какое-то время она воссоздаст необходимый объем, чтобы вновь заполнить сосуд, – ответил Бегад. – Вам всего лишь необходимо обеспечить переход минимального количества энергии. Мы настроили Шелли на изменение цвета, когда этот порог будет достигнут. Где-то по прошествии часа после установки она станет зеленой, и ее можно будет уносить. Пройдет время, и энергия заполнит всю сферу.

Марко конспектировал его слова. Одна эта картина казалась почти столь же шокирующей, как и этот совершенно безумный план Бегада.

– Будет классно, если все сработает, – сказал Марко. – Оболочка для энергии… Вы потому ее так и назвали, от английского «shell»?

Профессор Бегад улыбнулся.

– Ее назвали так в честь Мэри Шелли. Она написала историю об ученом, создавшем живое существо из отдельных частей. Примерно тем же занимаемся и мы.

– Оно живо-о-ое! – протянула Эли.

– Что, прости? – взглянул на нее Бегад.

– Франкенштейн, – пояснила Эли.

Бегад усмехнулся.

– В точку.

* * *

Касс опустил стеклянный ящик с Леонардом за баскетбольной площадкой. После демонстрации Бегада прошло несколько часов. Мы успели поесть, поспорить и в конце концов остановились на том, что нам нужно немного развеяться. С нашего всплытия из Евфрата прошло больше двадцати четырех часов, но оживлением от ящерицы и не пахло.

– Я волнуюсь, – сказал Касс. – Профессор Бегад говорит, у Леонарда нет необходимого иммунитета, который есть у нас. Наш воздух наполнен микробами, которые не существовали во времена Вавилона.

Мимо Марко прожужжала толстая стрекоза, и тот схватил ее прямо в воздухе – его молниеносные рефлексы не уставали меня поражать. Касс снял крышку, и Марко бросил внутрь добычу. Стрекоза упала прямо на летаргического ящера, тот посмотрел вверх и вернулся ко сну.

– Блин, а ведь в ней столько плоти, что практически хватит насытить меня, – заметил Марко. Пожав плечами, он повел баскетбольный мяч к площадке.

Касс сел рядом со мной и Эли на асфальт, и мы втроем начали наблюдать за игрой Марко. Как обычно, он умудрялся с показной легкостью забрасывать мяч в корзину с немыслимого расстояния. Теперь, когда его 7ЧС-таланты вышли на максимум, он больше не мазал. Даже Сержу, компьютерщику «ИК» и в прошлом игроку олимпийской сборной по баскетболу, ни разу не удалось победить Марко.

– А тебя это еще не достало? – спросила Эли. – Попадать всякий раз?

Марко подбросил мяч на ладони.

– Немного. Давай я тебя потренирую, брат Касс. Бесплатно. Прямо сейчас. Сыграем один на один?

Касс встал.

– Серьезно? Ты научишь меня играть?

– Если ты оставишь Леонарда на минутку, – Марко кинул мяч прямо в Касса, попав ему в грудь и сбив его с ног. – Правило первое, подключай руки. Это тебе не футбол.

– Не футбол, – повторил Касс. – Понял.

Эли взяла меня за руку и повела к теннисному корту где-то в двадцати ярдах в сторону. Я оглянулся на Касса. Он неуверенно вел мяч по площадке. Точнее, просто шлепал по нему без особого толку. Но выглядел он при этом непомерно счастливым. Марко скользил рядом, изображая блокировку.

– Уильямс уходит на половину соперника… – комментировал Марко. – Он делает бросок… Мяч отскакивает от корзины!

– Похоже, Кассу нравится, – сказала Эли.

Я кивнул.

– Может, он мысленно рисует карту баскетбольной площадки.

– Марко просто прирожденный старший брат, – продолжила Эли. – Кассу, наверно, нелегко. Он очень переживает, что у него нет настоящей семьи. В смысле, не считая нас.

– Нас и Леонарда, – поправил я. Я направился в свою часть корта, а Эли вскрыла новенькую упаковку теннисных мячей. – Подавай-отмахивай.

– Что? – удивилась она.

В груди резко сжалось. В последний раз я играл в теннис с папой. Когда он не уезжал в заграничные командировки, мы каждые выходные выходили на корт в Центре отдыха Бельвиля.

– Привычка, – сказал я. – Наша с отцом присказка. Он вечно пытался научить меня подавать крученый.

– Моя мама играет ужасно. Она всегда говорит, что проигрывает специально, так как ей нравится круглый счет. Что изгоняет все зло. У нее весьма специфичное чувство юмора. – Эли провела подачу. – Ты все еще часто думаешь о доме?

Я с силой отбил. Слишком сильно. Мяч упал сразу за линией.

– Прости. Да, думаю, да. Время от времени.

Но по правде, я совсем о нем не думал. Специально не вспоминал. И уж точно не когда мы преследовали грифона в Греции или находились в Вавилоне. Но мысли о доме никуда не исчезли, они затаились в темном углу моего разума, куда редко, но все же иногда попадал мысленный лучик. К примеру, когда мы отправились в Огайо. И сейчас, на теннисном корте. Я почти видел за сеткой папу в его странной теннисной шляпе с белыми покачивающимися наушниками. Еще я так же отчетливо мог представить маму, словно она никогда не умирала. Как она подкрадывается к нему сзади и поднимает наушники на манер заячьих ушей…