Книга Мир юных - Крис Вайц

Пищит мышь.

И тут я просыпаюсь. Меня трясет Питер.

– Что?

Капли дождя – это выстрелы, их звук эхом разносится по туннелям.

– Нас нашли, – говорит Питер.

Я вскакиваю, вены жаром опаляет адреналин. Остальные уже торопливо собирают вещи, их силуэты сереют за целлофаном.

Страх врывается в пещеру, как огонь, пожирая кислород. Несколько Кротов бегут на звуки стрельбы, но большинство удирает, бросив все пожитки. Некоторые застыли на месте, вцепившись друг в друга.

Подлетает Ратсо: глаза огромные, в руках винтовка.

– Уходите! – кричит он. – Выбирайтесь! Конфедераты нас нашли. Мы не сможем удерживать их долго.

Сбежать? Бросить Кротов? Ну уж нет.

– Ратсо, нужен боковой туннель. Можешь вывести нас в тыл к конфедератам? Мы увлечем их в другую сторону. Дай своим людям возможность спастись.

Он сосредоточенно кивает. Машет, зовет за собой. Из вагона выскакивают близнецы и с оружием на изготовку спешат навстречу конфедератам. Девушка-гот и Ратсо обмениваются взглядом.

Ратсо подводит нас к скрипучей двери, за которой открывается лестница вниз. Скатываемся по грязным ступеням, попадаем в какой-то вспомогательный коридор. Включаю налобный фонарь и еле поспеваю за Ратсо – он мчится, будто по освещенной трассе.

Лестница вверх, струя холодного воздуха и множество рельсов. Похоже, мы теперь у конфедератов за спиной: стрельба доносится с другой стороны.

– Так, – говорит Ратсо. – Что дальше?

Я задерживаю дыхание, пытаясь замедлить сердцебиение.

– Отвлечем их, – говорю. – Попробуем увести за собой или хотя бы разделить.

– Черт, быстрей давайте! – шипит Донна. – Кротов там сейчас всех перестреляют!

Она бежит на шум боя. Мы следом. Наконец впереди, в туннеле, становятся видны вспышки огня.

Конфедераты слишком заняты, обстреливают Кротов, им не до нас. Прячась за опорными балками, мы подкрадываемся довольно близко, шагов на пятьдесят. Под ногами течет поток крыс, зверюшки несутся прочь от грохота.

Отсюда виден дверной проем, ведущий в лагерь Кротов. На полу скорчилась маленькая фигурка, заклинила собою двери. Другая девушка удерживает конфедератов на расстоянии от входа: выглядывает, делает выстрел, снова прячется.

Конфедераты пытаются ее убить; каждый раз, когда она скрывается из виду, они подходят чуть ближе. Скоро девушка будет у них как на ладони. Стрельба идет прерывистая; хлопки домашнего фейерверка по случаю Дня независимости перемежаются с треском телетайпа в допотопном отделе новостей. Для нормального огня боеприпасов не хватает.

Ратсо об этом, похоже, не думает. Он неожиданно начинает поливать из винтовки туннель впереди. Пять секунд – и все кончено, оружие разряжено. Ратсо смотрит на пустую AR как на поломанную игрушку.

Однако цели он достиг. Конфедераты прекращают стрельбу и, перекрикиваясь между собой, суетливо перестраиваются. Через несколько минут они снова открывают огонь, на этот раз – по нам. Звенят балки, с потолка дождем сыпется мусор. Я залегаю, Ратсо шлепается на пятую точку.

Тем временем Донна почти достигла дверного проема; теперь она в опасной близости от конфедератов. Остальные бегут за ней. Значит, если я ничего не сделаю, мы потеряем свою выгодную позицию в тылу противника. Эх, мою бы винтовку сюда! Мне ее сейчас не хватает даже сильней, чем родителей. Успеваю подумать: «Нашел с чем сравнивать, придурок!» – когда из укрытия снова выныривает защитница дверей.

Это Тейлор, худенькая блондинка с пластмассовыми серьгами. Она выглядывает, прицеливается, но тут удача ей изменяет. Пуля ударяет девушку в грудь, и Тейлор валится на спину. Больше я ее не вижу.

Донна вскрикивает, подхватывается с пола и летит вперед, паля из карабина. Она уже почти в дверях, Питер с Умником ее прикрывают.

Конфедераты разделяются. Четверо, непрерывно стреляя, подбегают ближе, теперь они между мной и Донной. Я торопливо ползу к Ратсо. Тот лежит на спине.

На месте правого глаза – запекшаяся кровь, рот безвольно открыт, из горла вырывается хрип.

Хватаю Ратсо за воротник и тащу назад; скольжу, буксую. Тяжело! Конфедераты все ближе. Укрывшись за столбом, щупаю пульс у Ратсо на шее. Бесполезно: сердце у меня колотится так сильно, что пальцы дрожат, и я не могу понять, есть пульс или нет.

Уцелевший глаз остекленел. Ратсо меня не видит.

Умер.

Закрываю ему веко. Сцена из паршивого кино. Хватаю винтовку. Он безропотно ее выпускает, но пальцы остаются скрюченными, словно когтистая птичья лапа.

Конфедераты подбираются ко мне; теперь к своим я могу попасть только бегом под огнем противника. Так, посмотрим, что с винтовкой Ратсо. Пусто, патронов нет! Значит, остается бежать.

Перескакиваю за следующую балку, подальше от пальбы. Несколько выстрелов в мою сторону подсказывают, что часть вражеского огня я от своих ребят все-таки отвел. Но неизвестно, кто в худшем положении – я или они. Оружия у меня нет, ответить конфедератам нечем, и они шаг за шагом оттесняют меня все дальше от Донны.

Когда четверо «моих» конфедератов решают зайти ко мне со спины, приходится все-таки бежать. Я разрываюсь между надеждой увести их за собой и животной потребностью спастись, пусть и ценой гибели других.

Так, долой позорные мысли! На свалку их, туда, где уже полно постыдных улик, моих тайных страстей и порывов – когда-нибудь я в них покопаюсь; может, даже что полезное найду.

С безумной надеждой всматриваюсь в темноту. Наконец передо мной открывается огромная дыра – чернота внутри черноты, – и я ныряю в нее; фонари преследователей расцвечивают пятнами окружающую грязную серость, пули вздымают облачка пепла и брызги мусора.

Выстрелы смолкают: конфедераты берегут патроны, а то чем меня потом убивать? Теперь слышны лишь мое сиплое дыхание, топот ботинок за спиной, ругательства, плевки, возгласы. Не отстают. Врезаюсь ногой в электрощит, стряхиваю оцепенение и иду вперед в потоке холодного воздуха. В темноте зрение начинает играть со мной в игры: перед глазами мелькают разноцветные пятна, плывут, смешиваются, скачут. В далеком детстве я часто по ночам «смотрел» такое цветошоу, когда крепко зажмуривался; позже научился засыпать в полной черноте – только голос в голове остался. Теперь вновь открываю краски, живущие во мраке.

Шум погони затухает. Останавливаюсь, слушаю. Голоса делаются тише, потом неожиданно совсем умолкают. Повернули назад?

Наконец остаюсь один. Руки ноют – я и не замечал, как крепко вцепился в винтовку; легкие горят. Кругом ни звука, только стук капель. Глаза немного привыкли к темноте, и теперь я различаю грубые необлицованные стены туннеля.

Где-то там, в потемках, мои друзья, живые или мертвые. Метрах в десяти (а может, больше) над головой – руины Нью-Йорка. Но я не представляю, как туда попасть. Я заблудился.