Книга Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Особенно это проявлялось в вопросах кадровой политики, включая высшее руководство страны. Филатова активно пользовалась информацией Министерства общественной безопасности страны, располагала данными о жизни и деятельности всех видных работников партийного и государственного аппарата. Фактически подчинила себе подразделение, обеспечивающее охрану Цеденбала и правительства.

Естественно, как бывает в таких случаях, в её непосредственном окружении появились влиятельные подхалимы и, более того, интриганы, расчищающие себе «место под солнцем» руками Филатовой и, соответственно, Цеденбала.

Главной фигурой среди таких лиц стал член ПБ ЦК МНРП Д. Майдар, являвшийся одновременно заместителем Председателя правительства. Он поставил себе цель — дискредитация Председателя Совета министров Батмунха, секретаря ЦК партии (по вопросам экономики) Моломжанца. Ранее с его подачи уже были смещены некоторые лидеры Монголии.

Состояние здоровья Цеденбала порождало у Филатовой и у самого Цеденбала боязнь за своё исключительное положение, возникала болезненная подозрительность с их стороны к любым действиям других лидеров ЦК, которые, по их мнению, могли бы претендовать на лидерство в государстве.

Положение в Политбюро обострилось в 1984 году. Формальной причиной была названа якобы неудовлетворительная работа горно-обогатительного комбината Эрденет. По подсказке Майдара Моломжанцу, Батмунху и некоторым другим руководителям экономики были предъявлены обвинения в ошибках по руководству экономикой страны. Козырными аргументами у Филатовой были ссылки на действия того или иного лидера, якобы «наносящие ущерб советско-монгольским отношениям», и ещё более весомые — это якобы проявление прокитайских настроений.

Напомню, что советско-китайские отношения в тот момент достигли острой фазы противоречий, в Монголии же китайская угроза была и всегда остаётся весомым аргументом. Китай около двухсот лет фактически оккупировал Монголию и вплоть до начала XX века жёстко правил в этой стране.

Россия политическим и военным путём вытеснила Китай из Монголии лишь в 1911 году. И боязнь «китайского присутствия» осталась в крови у монгольского народа.

Филатова активно использовала все каналы своей «политической деятельности». Помню, что она позвонила мне в представительство КГБ и выразила желание немедленно встретиться по важному вопросу, о котором следует доложить в Москву. Встреча была посвящена Эрденету. Филатова прямо заявила, что оценивает действия Батмунха, Моломжанца и председателя Госплана «как подрывающие советско-монгольскую дружбу и фактически смыкающиеся с подрывными действиями китайцев».

Хочу уточнить, что Филатова до этого времени занималась вопросами культуры, здравоохранения, комсомола, и многие неугодные ей деятели в этих областях были смещены, включая известного учёного, президента Академии наук МНР Ширендыба. Теперь на первое место поднимались вопросы экономики. Интрига нарастала и отвечала всем правилам «подковёрной» борьбы. В ход были пущены все возможные средства: порочащие слухи, заявления «свидетелей» и прямая клевета в отношении неугодных лиц в высшем руководстве страны.

На август 1984 года, как нам стало известно, был намечен Пленум ЦК МНРП, на котором должно было быть «разгромлено» «экономическое крыло» Политбюро. Из состава Политбюро предполагалось вывести Батмунха и Моломжанца, а из состава ЦК и правительства — целый ряд видных деятелей, их сторонников. Одновременно в широких кругах отмечалось усиление недовольства действиями Филатовой. Это наблюдалось не только в высшем руководстве страны, но и среди актива партии и государства.

Как по линии посольства, так и по линии госбезопасности мы не могли не информировать об обострении обстановки московское руководство, так как это, несомненно, наносило прямой ущерб советско-монгольским отношениям. И так как русская советская гражданка Филатова «во всей этой кухне» выступала как «рука Москвы», появлялись антисоветские и антирусские настроения.

Для иллюстрации активности Филатовой приведу два незначительных примера. Раздается телефонный звонок по «ВЧ», и Филатова задаёт мне вопрос: «Отвечаете ли Вы за безопасность Цеденбала?». Спокойно поясняю Филатовой, что мы помогаем решать вопросы, связанные с безопасностью Монголии, но непосредственно безопасность Цеденбала обеспечивается специальным управлением Министерства общественной безопасности МНР, а никак не представительством КГБ в Монголии. Филатова возбуждённо сообщает далее, что безопасность Цеденбала под угрозой, и опасность исходит от их личного повара, присланного к тому же из Москвы.

Выясняю, что повар в какой-то ситуации ей перечил. Спокойно объясняю Филатовой, что поваров КГБ в Монголию не направляет, что повар является одним из специалистов, присланных в Монголию по просьбе монгольского руководства по линии ГКС. По настоянию Филатовой обещаю ей «поговорить с поваром», и если она будет настаивать, то повара можно заменить, а по линии КГБ нового человека мы можем проверить. Пришлось встретиться с поваром. Им оказался симпатичный московский парень, работавший ранее в одном из лучших ресторанов Москвы. Он рассказал, что Филатова вмешивается во все мелочи его работы, и возможно, что он ей в какой-то момент возражал. Дело кончилось тем, что Филатова настояла на его замене. Точно такой же эпизод вскоре произошёл с личным врачом семьи Цеденбала. Это была советская женщина, врач из Дархана (второй по величине город Монголии). При каких-то обстоятельствах она оказывала помощь Цеденбалу или Филатовой во время их поездки в Дархан и по их настоянию была переведена как личный врач семьи в Улан-Батор. Её замены также срочно потребовала Филатова. На мои возражения, что КГБ не занимается направлением врачей, и что новый врач может быть прислан по письму монгольского правительства из числа сотрудников 4-го управления Министерства здравоохранения СССР, она заявила, что речь идёт о здоровье Цеденбала, и что, кроме того, «эта женщина любит себя выпячивать — появилась на каком-то торжественном заседании в оперном театре Улан-Батора вместе с Цеденбалом, и этого дальше терпеть нельзя». Врач была также заменена, правда, этим занимался по моей просьбе наш посольский советник, работавший с советскими специалистами в МНР.

Возвращаясь к политической обстановке в Улан-Баторе, следует отметить, что проявление болезни Цеденбала и вызванное этим снижение его рабочей активности всё больше сказывалось на руководстве страной. Одновременно с этим в монгольских руководящих кругах присутствовала хорошо известная нам «система единого мнения», т. е. отсутствие какого-либо другого мнения в Политбюро и правительстве, даже намёка на критику в адрес Цеденбала и Филатовой.

На этом фоне неизмеримо выросла роль соправительницы государства А. Филатовой. Нас же волновал, прежде всего, вопрос стабильности в стране и в советско-монгольских отношениях.

Сделаю маленькое отступление. По роду своих обязанностей мне приходилось часто встречаться с Цеденбалом, сопровождая наши делегации. Примерно раз в месяц я бывал у него просто в сопровождении только министра МОБ МНР и сообщал ему выжимки из получаемой мною из Москвы информации о мировой политике.

Цеденбал внешне проявлял интерес к этим встречам, но со своей стороны, как правило, рассказывал десяток одних и тех же эпизодов из своей жизни — все они были многолетней давности. Через некоторое время я почти все эти эпизоды знал наизусть.