Книга Восточная стратегия. Офицерский гамбит - Валентин Бадрак

– Это которого он покусал? – с веселым, заразительным смехом вклинился в рассказ больше других захмелевший Лапов, обнажив на мгновение ряд пожелтевших редких зубов.

– Так, Георгий Алексеевич, я сейчас вам слово предоставлю…

– Все-все-все, – затараторил Лапов, уже тихо, ехидно хихикая и прикрывая рот большой ладошкой, обильно поросшей волосами на тыльной стороне.

– Так вот, происходит такой диалог. «Вы чтоб, товарищ старший лейтенант, мне на работу ходили», – грозно, но вполне вежливо говорит Паша старлею. А тот же персонаж о ВДВ понятия далекие имеет, интеллигентное ведь училище закончил. Отвечает: «Разумеется, товарищ подполковник». И, дурачок эдакий, расслабил при этих словах ножку и так снисходительно, сверху вниз смотрит на нового кэпа. Потому что где-то на голову выше его. Ну тут Кандыря нашего и взорвало. Он взревел, как бешеная собака, схватил старлея за грудки, притянул к себе и зубами ему в плечо. Представляете командира полка, который, как бульдог, вырвал зубами кусок камуфляжа и здорово прокусил плечо?! Истошный крик, строй переполошился, кровища хлещет из рукава… У летехи помутилось в голове от болевого шока, он даже кричать перестал, из страха, наверное. А Кандырь ему на ухо, как кентавр: «Если ты, юноша, на работу хоть раз не явишься или опоздаешь, я тебе нос откушу, понял?!» Бедняга не рад был, что на свет народился, и поныне приходит на полчаса раньше, а уходит на полчаса позже.

Все присутствующие, в том числе и три женщины, после такого рассказа залились дружным искристым хохотом. Десантная асоциальность в этих семьях давно превратилась в привычку, неотъемлемую часть общей, коллективной натуры захватчика.

– Подожди-ка, ты поведай артиллеристу про ротацию, он наверняка не знает, – подзадоривал Лапов с хитрым видом. Нос его уже стал пунцовым, но он еще раз тихо разлил мужчинам по половинке, а женщинам обновил бокалы свежим всплеском вина и затем, весело подмигнув, возвестил:

– Давайте, девочки и мальчики, выпьем за великодесантный шовинизм, за наш дух, неубиенный даже этой тупой войной!

За столом прокатилась волна одобрения, мужчины осушили рюмки, женщины пригубили бокалы. Кто-то, крякнув, отправил в рот аппетитный кусочек. Кто-то громко, уж более не стесняясь своих, грызнул яблоко.

– Так, не отходим от темы, – настойчиво потребовал Кержен, – я, может, напишу когда-нибудь книгу, эдакий сборник страшных историй про современные ВДВ.

– Только книга может очень грустная получиться, – прорвало вдруг Игоря Николаевича. Он опять удивился, что произнес это. И откуда у него в груди осталась плохо скрываемая горечь, странная неудовлетворенность. Может, это ревность к бешеному Паше, которая гложет его и не дает покоя, спросил он мысленно сам себя. И тут же прогнал эти мысли. Нет, не может он, офицер с системой собственных убеждений, ревновать к Паше, к бесноватому, каучуковому полковнику, потому что для настоящего полководца безудержной отваги слишком мало… – Вы, Филипп Андреевич, что-то проявляете нездоровый интерес к нашим десантным будням…

Кержен в ответ хитровато засмеялся и прищурился.

– Я сейчас вспомнил, как Бунин о Достоевском высказался. Что Федор Михайлович, мол, большая ноздря и нюхает он со страстью канализацию человечества. Так вот, я полагаю, что порой полезно принюхиваться к происходящему. Ну хотя бы для того, чтобы отстойные места обходить…

– Ладно, Павел Юрьевич, уж рассказывайте до конца нашу историю.

– Так вот, во время ротации, когда два полка встречаются перед командующим, появляется этот командир-клоун в какой-то каске с рогами – представляете военное шоу, не слабее Майкла Джексона?!

– И что… – раздалось несколько заинтригованных голосов.

– Командующий ему: «Полковник Кандырь, снимите каску!» Тот звонко, по-солдатски отвечает: «Есть!» И снимает. А у него чуб выстрижен, как у запорожского казака, ну как это называется? – Анастасии обратил вопрошающий взор к Игорю Николаевичу.

– Оселедець, – быстро сориентировался начальник штаба.

– Вот-вот – оселедец, – твердо и неправильно повторил слово комбат. – Оба полка в хохот. Думаете, командующий разнес его? Ничего подобного. Вот ведь странно, в одной шкуре уживается и шут, и герой.

– Может, герои такие и есть? – неожиданно с лукавой искоркой спросила Павла Юрьевича Таня, его жена, маленькая, щуплая на вид, но сильная женщина с твердыми убеждениями. В том вопросе не было укора, скорее вкрадчивая подковырка. Она-то хорошо знала цену авторитета своего Паши, как и то, что в мирной службе между комбатом и командиром полка может быть пропасть, а в военной обстановке они могут быть, как альпинисты в связке на ледяном склоне.

– Ну а зачем он это сделал, что он хотел этим поступком сказать? – также с несвойственной заинтересованностью спросила Лариса, жена Лапова.

– Как же, тут вроде все ясно, – заметил Кержен, и лысина его впервые за вечер наморщилась забавными складками, – эксцентричная личность, требующая самовыражения любым способом. Но поскольку фантазия работает в одном направлении, то и выходки получаются соответствующие.

– Я думаю, не только поэтому, – серьезным, глухим голосом заметил Игорь Николаевич. Уж кто-кто, а он-то Пашино нутро хорошо чувствовал. Как свое собственное, только формы выражения эмоций и представления себя у них были разные. – Думаю, что он хотел еще сказать, что его родной дом остался там, на войне. И он, как индеец, грустит по своему томагавку, который на четыре месяца следует зарыть в землю. Вот почему командующий ничего ему не сказал. А потом ведь у нас в ВДВ от придурка до героя один шаг… Юмор, знаете ли, всегда лучше рыданий…

– Но тогда уж не молчи, скажи, что есть и другая сторона Паши Бешеного Карлика, славно-бесславного полковника Кандыря. Что он, к примеру, мог, проснувшись в горах, разрядить ленту из АГС-17 по деревне. Двадцать девять гранатометных выстрелов, лично выпущенных на рассвете командиром воздушно-десантного полка вместо зарядки – это, я вам скажу, о многом говорит. Каждый – шесть метров разлета осколков, представляете зону сплошного поражения? А зачем? Да чтоб боялись все и знали: стоит на этой высотке не кто иной, как полковник Кандырь со своими ребятами. Чувствуете духовную связь с Шаманом?! – Теперь уже голос боевого комбата звучал зловеще. И Игорь Николаевич знал, что он, водивший колонны, штурмовавший базы боевиков, выносивший своих солдат и молодых офицеров на собственных плечах, имеет право осуждать. Хотя и не последняя инстанция, конечно. – Когда ему через полтора часа доложили, что от его бессмысленного обстрела погибла одна женщина, по злому року школьная учительница русского языка, он без сожаления заметил, что его, мол, плохо учили в школе русскому языку, потому и рука судьбы направила смертоносный боеприпас на несчастную женщину.

Все вдруг разом замолчали. Цинизм, пошлость и скверна всегда сопровождают войну. Люди становятся озлобленными, мстительными и бесчувственными, и всем, сидящим за этим торжественным столом, лучше других был понятен диапазон настроений. Такое всегда лучше перемолчать.