Книга Ведогони, или Новые похождения Вани Житного - Вероника Кунгурцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не тлонь посестлиму! Она холошая, она живая!
Чурила‑то головой трясет, нет, де, нет. И Поток тут подбежал, стал говорить что‑то кузнецу, на девушку показывать — и теперь уже оба: и Златыгорка, и Поток на колени опустились, а Чурила над ними молотом принялся знак какой‑то вычерчивать — неужто крест?! Птички‑то вьются над головами молодых, браво, кричат, бис! Но не довершил Чурила воздушного знамения, Златыгорка вскочила с колен, головой трясет — и на башню указывает, говорит что‑то, видать, про белую Виду… Кузнец‑то опустил молот и уставился на башню так, будто взглядом хотел прошибить толстую кладку. Мальчик с девочкой переглянулись — и кубарем покатились с горы, туда, к своим.
С белой Видой так и не удалось связаться. Подземный ход засыпали, и птички, которые уже согласились было наступить на горло собственной песне — и сунуться под землю, могли вздохнуть с облегчением. Проникнуть же другим путем в башню не получалось. Таким образом, оставалась одна возможность освободить помайчиму: в самый Собутник[56], когда самовилу выведут на площадь.
Ребята уже знали, что Собутник — означает большое событие, когда все жители Деревни собираются вместе, попросту говоря, праздник. А Собутник в честь семнадцатилетия Соколины собирались отмечать с особым размахом. Устраивались состязания, в которых могли принять участие все неженатые парни — за победителя и должна была выйти красавица. А после состязаний хотели совершить показательную казнь над вредительницей полей… В общем, на сладкое оставили усекновение крыльев самовилы.
Ребята ужасно переживали — удастся, нет ли, спасти помайчиму, планы‑то принимались: сегодня один, завтра другой, послезавтра третий — и ни один не гарантировал полного успеха.
За воротами Деревни к ним сунулся Мельников Пленко и попросил у Стеши одолжить на завтра Вихрегона, девочке жалко было давать коня человеку, с которого так и не было снято ужасное подозрение, но не нашла она повода для отказа, — кивнула. Пленко, несмотря на богатырский вес, чуть не подпрыгнул от радости. Дескать, вот спасибо‑то, дескать, а уж я в долгу не останусь…
— Видать, Пленко‑то всё надеется завоевать Соколину, — сказала Стеша, когда Мельников сын удалился. Ваня кивнул. Ребята были уверены, что уж Поток не станет принимать участия в состязаниях, ведь он и Златыгорка, считай, что — жених и невеста!
Посестрима вернулась из кузни поздно — ночевать она всегда приходила на старое место, в избушку Торопы. Опять завалилась спать, не раздеваясь, в полном ратном облачении.
В первую же ночь после возвращения кузнеца ребята проснулись от крика посестримы, вскочила девушка на полатях, тяжко дышит — даже бабушка Торопа прибежала из своего закутка. Дескать, что тут у вас случилося? Златыгорка головой трясет, серебряной ручкой машет, ножками — золотой да простой — сучит, дескать, ничего, просто страшный сон приснился… Конечно, приснится тут!.. Вертелась, вертелась — никак улечься не может, то на один бок поворотится, то на другой, в конце концов на живот перекатилась. Птички уж все изворчались — они ведь на могучих грудях хозяйки привыкли почивать, а не на ее спине. На вторую ночь та же история повторилась: так орала посестрима, что, небось, и в Деревне побудку учинила. Никому спать не дала, вся извертелась, будто шило у ней в одном месте.
И вот в ночь перед решающим днем так взревела девушка — что, небось, башня пошатнулась. Ваня даже оглох на какое‑то время, как при контузии. Предусмотрительная десантница в уши мха натолкала — так для нее этот крик легче прошел. А Златыгорка с места сорвалась, не могу, де, спать, скоро, де, вернусь — и куда‑то умчалась. Птички за ней полетели. Чивиликают: не беспокойтесь, ребятушки, у нас всё под контролем… Ох ведь!
Утром встали с тяжелыми головами. Наступил Собутник, которого все в Деревне так ждали. Нарядились, чтоб не отличаться от праздничного люда: Стеша напялила калиновое платье, кроссовки и голубой берет. На плечо рюкзачок повесила — без которого никуда не ходила. Ваня свитер с оленцами надел, кинжал в ножны сунул, но тяжелый шлем на голову вздевать не стал. Аппетита у ребят не было, поковырялись в каше и ложки отложили. Бабушка Торопа‑то еще до свету убежала, собиралась хорошее местечко занять. Забой выл во дворе, тоже хотел на праздник, но собак на людские сборища не пускали. А Златыгорки всё не было, ждали–пождали — не дождались и отправились без нее.
Все высыпали из бараков на улицу, но кучковались возле заборов и домов, так что площадь оставалась пустой. По краям‑то веревки натянули, чтоб народ не вздумал на открытое место соваться. Никто и не совался, вынесли из домов лавки, поставили в несколько рядов — и с комфортом устроились на них, кому мест не хватило — на своих двоих стоял. Тут же и закусывали, ребятёшки серу сосновую жевали, смачно сплевывали. Ваня со Стешей увидели бабушку Торопу среди Колыбановой родни — и, нырнув под веревку, пристроились рядом со старушкой, которая их даже не заметила: стояла, разинув рот, как маленькая девочка.
Все зашумели — это Колыбановы родичи вели трех коней в сбруе и под седлами. Поставили коней в ряд. Ребята узнали: по краям вороной Вихрегон и белый Крышегор, между ними — Бурка, и у всех на седлах укреплены длинные мечи, остриями к небу. А за ними перебирал копытами еще один конек — безоружный буланый. Несмотря на то, что головы ребят были заняты другим, они заинтересовались: это что ж такое будет? Бабушка Торопа объяснила, что состязальщик должен перемахнуть через трех ощетинившихся мечами коней и попасть в седло четвертого…
— Ничего себе соревнования по прыжкам! — в два голоса воскликнули ребята.
Оказалось, женихи находились тут же, в толпе. Мимо ребят протолкнулся какой‑то паренек, вышел вперед. За ним отовсюду стали стекаться другие, Ваня со Стешей глаза вытаращили: потому что в соревнованиях на живой приз собирались принять участие и мальчишки лет десяти, и седобородые дедки… Соколина высунулась в окошечко башни, любопытствуя, кому там не терпится на ней ожениться, русые косыньки свесились чуть не до средины высокой кладки.
— Чего это они? — спросил Ваня у бабушки Торопы. А та объяснила, дескать, каждый желающий может состязаться‑то, главное, чтоб был не женатый: вот все и лезут — и малый, и вдовый. Как только не боятся…
И вот парень, стоявший первым в очереди женихов, разбежался… и, взлетев в воздух, угодил между Вихрегоном и Буркой, хорошо что не на огнистые мечи. Поднялся и, прихрамывая да потирая алябыш, махнул рукой, дескать, что тут будешь делать! — и скрылся в толпе.
— Эх, с шестом надо прыгать‑то! — воскликнула Стеша. Ваня, кивнул, соглашаясь.
После неудачи парня, который, видать, считался не последним в Деревне прыгуном, очередь женихов заметно сократилась. Вторым стал разминаться крепкий низкорослый мужичок, хоть и не молоденький, но зато бывалый. Мужик разбежался и мячиком прянул кверху — вот–вот возьмет опасную высоту… Но… рухнул прыгун как раз на последний меч… Общий вскрик пронесся по толпе. Соколина в своем окошечке закрыла лицо руками. Стеша зажмурилась. Мужика унесли — и желающих стать мужем Соколины еще поубавилось. И тут, к ужасу ребят, оказалось, что следующим претендентом был… сопливый Смеян. На голове дурацкий венок из репейника, сам в обтерханных штанах, рубаха — заплата на заплате, и босой…