Книга Седьмой лимузин - Дональд Стэнвуд

— Да, то, что нужно. — Люсинда искоса посмотрела на Джилл, как будто та внезапно материализовалась перед ней из тумана. — А с вами мы, моя дорогая, знакомы?

Джон поспешил вмешаться:

— Это миссис Чезале.

Люсинда сначала как будто пропустила это замечание мимо ушей. Потом, улыбнувшись, принялась сортировать только что полученные из дверной ручки осколки.

— Я знала, что Элио Чезале женат. Но никогда не представляла себе… — Она сверкнула на Джилл глазами. — У нас с вами немало общего, не так ли? — Она указала на свой вдовий убор. — Подруги по несчастью, если так можно выразиться.

— Мне крайне жаль, — забормотала Джилл. — Мне крайне жаль было узнать о вашем муже…

— Да, — сказала Люсинда с той окончательностью, которая обозначала отказ от дальнейшего выражения взаимных соболезнований. — А вы, мистер Эшер. Вы человек, с которым следует считаться. И мне следовало догадаться об этом заранее. Но, мне кажется, вам доставляет удовольствие преподносить старухе сюрпризы.

Глава четырнадцатая

Даже оставаясь неподвижной, Люсинда выглядела так, словно стояла на сцене. Она держала себя в руках — подбородок высоко поднят, шея лишь едва дрожит, противоборствуя воздействию возраста, глаза смотрят прямо — и любопытствуя, и в то же самое время предлагая полюбоваться собой или в себя всмотреться. Скажите мне, мистер Эшер, скажите мне хотя бы полправды. Неужели время и впрямь обошлось со мной столь безжалостно?

— Джилл была у меня в гостях, когда позвонил Джон, — стараясь замять неловкость, сказал я. — И мы решили, что для вас обеих это идеальная возможность познакомиться. С учетом вашего предстоящего родства.

Люсинда в недоумении повернулась к Джилл.

— Мой сын собирается жениться на Карри Сполдинг, — пояснила та. Собственно говоря, даже не пояснила, а как бы призналась.

— О Господи! А Адель знает об этом?

Это восклицание вырвалось из уст у дочери Люсинды, которая с цветочной вазой в руках до сих пор помалкивала, воспринимая весь этот разговор как вполне понятную прелюдию. На миг зажмурившись — уж не затем ли, чтобы обрести душевное равновесие? — Люсинда с улыбкой представила нас друг другу. Улыбка у нее, правда, вышла скованной.

Коринна. Верно, Тед называл мне ее имя, еще там, на дне каньона. Она подала мне руку, мягкую и ничем не украшенную, но и не исцарапанную, хотя ей приходилось иметь дело с таким количеством острых, как нож, осколков. На пару лет старше, чем Адель; красивое худощавое лицо, а фигура пышная, как у обнаженных на полотнах Рубенса, — роскошная, но странным образом асексуальная. Причем, скорее всего, эта асексуальность бессознательна. В этом очень похожа на свою сводную сестру, — помнится, подумал я даже тогда. Люсинда взяла из рук у дочери вазу.

— Благодарю тебя, дорогая, но на ближайшее время осколков нам хватит. И она еще не дозрела, ни в коем случае. Нужен, как минимум, месяц. Верни ее на место, хорошо? И помоги Джону собрать инструменты. И, пожалуйста, посмотри, чем там Долорес занимается на кухне. — Со смешком, уже адресуясь к нам. — Вы ведь оба, наверное, проголодались? Мне кажется, в пустыне всегда особенно разыгрывается аппетит.

Джон с Коринной прошли вперед, о чем-то сдавленно переговариваясь, тогда как мы с Джилл составили Люсинде компанию в тени беседки.

— Миссис Чезале, — голос Люсинды звучал кротко, — возможно, ваш сын совершает великую ошибку.

— Не уверена, что правильно поняла вас.

— Да, думаю, что не поняли. Она его просто высосет. Все ее дети великие мастера прибирать к рукам им не принадлежащее. Впрочем, у них в этом смысле превосходная учительница.

— Маргарет? — спросил я, чувствуя себя несколько неловко из-за того, что показал излишнюю осведомленность.

Люсинда, услышав имя Маргарет, зашевелилась, словно обожженная изнутри, как ворочается, агонизируя, улитка, когда ее посолят.

— Она о вас хорошо говорила, — с вызовом сказал я.

— Маргарет? Ничего удивительного. Она никогда не питала ко мне ненависти.

— Вы прожили вместе столько лет. Должно быть, было в этом и что-то радостное.

Люсинда остановилась как вкопанная, словно для того, чтобы одним прыжком погрузиться в глубину воспоминаний.

— Припоминаю одно утро. Это было в 1952-м, так мне кажется. Незадолго до налета, это я помню точно. Мы обе развешивали белье на просушку, нижнее белье Джулиана. Веревка висела прямо вон там. Мы обе одновременно, Маргарет и я, увидели на юго-западе огромную тучу, багровую и окутанную дымом. Этот цвет мне потом ни разу не удалось воссоздать у себя в саду.

Она горько хмыкнула.

— А это, знаете, американская армия проводила испытания атомного оружия. Такое случалось несколько раз, но только в тот день так близко. Я не из суеверных, но когда вы собственными глазами видите знаменье, столь кошмарное и могущественное… — Люсинда замолчала, посмотрела в сторону горизонта. — Может быть, мистер Эшер, наша судьба вовсе не предначертана на небесах. Потом прошли дожди и заболел скот. Двое детей в деревне умерли. Джулиана у меня забрали, наверное, чтобы ему не дано было стать свидетелем гибели собственного рода. И, как знать, не больны ли мои дети и дети Маргарет раком, как знать, не суждено ли им в скором времени умереть.

Она проигнорировала мои беспомощные утешения, сведшиеся к тому, что жизнь крайне редко завязывает свои узелки настолько туго.

— Я стара и, возможно, уже не могу мыслить четко. Но я помню тот день и помню, как почувствовала, что отныне у меня в доме больше не будет мира.

У черного входа появилась испанка лет сорока, она тревожно зашептала что-то Джону и Коринне. Вытерев руки о передник, она поспешила помочь своей хозяйке подняться по ступенькам крыльца в застекленную бильярдную.

— Вам нельзя оставаться так долго на солнце, миссис Сполдинг. Вы ведь знаете, что говорят доктора. Ленч готов… — Затем она обратила внимание на то, сколько нас, а это ведь означало, что все ее расчеты пошли насмарку. — На троих?

— Да, Долорес, ты права. Как всегда. — Люсинда потрепала ее по голове рукой в нитяной перчатке, а потом обратилась к дочери и сыну. — Надеюсь, вы не против на этот раз поесть на кухне. Мне с мистером Эшером и миссис Чезале предстоит обсудить то, что вас не касается.

Джон хотел было что-то возразить, но затем передумал. Коринна, бросив на меня еще один умоляющий взгляд, прошла следом за братом и Долорес через вращающуюся дверь на кухню. У меня возникло непростое ощущение, будто мне собираются вручить записку, запечатанную в бутылке.

— Пожалуйста, простите их, — сказала Люсинда. — Они, кажется, похожи на меня: руководствуются правилом — лови мгновенье. Но стоит нам всем вспомнить об этих похоронах…

Ее голос плыл, пока она, шажок за шажком, вела нас подлинному залитому солнечным светом холлу.